Что самое обидное, он был абсолютно прав. Подниматься в горы не стоило, и в тот момент мы еще не ведали, как дорого обошлась нам эта ошибка. Поверхностные, беглые наблюдения за парой драконов никак не перевешивали работы, которую мы могли провести в иных местах, но теперь путь в эти места нам был закрыт. Вполне возможно, «Ва-Ренская ассоциация грузоперевозок» начала бы чинить нам препятствия и там – ведь я не могла быть уверена, что охота на драконов ограничена окрестностями Ва-Хина. Однако компания была хингезской, и вряд ли ее влияние охватывало всю Йеланскую империю. Вероятнее всего, вне пределов Ва-Хина мы могли бы работать спокойно. Однако мы с Томом сделали неверный выбор, и цена его была высока.
Мы были не из тех, кто предпочел бы сидеть без дела, и посему наше решение изменить планы вряд ли кого-либо удивит.
Мы обещали Ширландской Географической Ассоциации выполнить ряд топографических съемок местности, и одним из районов, к коим они проявили интерес, были Ариневы – группа островов в составе Мелатанской гряды. Потерпев фиаско в Йелане, мы легли на обратный курс и провели в данном регионе более месяца, занятые кропотливой (если не сказать «нудной») работой топографов. Все это казалось чем-то наподобие епитимьи: в ревностном стремлении к драконам мы сбились с праведного пути, и потому на время отлучили себя от драконов, направив усилия на то, чтоб расплатиться с теми, благодаря кому наша экспедиция стала возможной.
При всем почтении к организациям, финансировавшим экспедицию, время, проведенное на Ариневских островах, оказалось сущей каторгой и не принесло мне ни малейшего удовольствия. Вдобавок дальнейшие события показали, что выбор наш не отличался благоразумием – однако, сказать откровенно, те же неудачи могли пасть на нашу голову в любой тропической земле, хоть во время изучения драконов, хоть за любыми иными занятиями.
Ариневские острова – тропики, со всеми вытекающими отсюда опасностями. Несколько матросов захворали малярией, что в тех краях – дело обычное. (Еще несколько страдали иными заболеваниями, эндемичными для портов всего мира, точнее – для определенных портовых заведений.) Но нас это заботило мало. Покончив с топографическими съемками, мы подняли якорь с намерением продолжить изучение драконов.
Однако вскоре после отплытия я была сражена лихорадкой. Слово «сражена» я употребляю здесь вполне сознательно: казалось, болезнь явилась из ниоткуда. Я чувствовала себя вполне здоровой – и вдруг ни с того ни с сего лежу в койке и дрожу с головы до ног.
– Желтая лихорадка исключена, – сквозь стук зубов сказала я Тому. – Ей я уже переболела.
Вскоре подвесная койка превратилась для меня в сущую пытку: все мышцы и суставы заныли, а кожа покраснела и сделалась очень чувствительной. Судовой врач, бывавший в тропиках прежде, опознал в моей хвори лихорадку денге. В полном соответствии с простонародным названием «костоломная лихорадка», ломота в суставах вскоре усилилась, а покраснение кожи обернулось сыпью, очень похожей на ту, что бывает при кори.
Услышав о моей болезни, Экинитос тут же запер Эбби и Джейка в своей каюте и запретил всем остальным входить к ним – даже еду им приносил сам. (Никакой пользы это не принесло: теперь нам известно, что переносчики денге – комары, каковых в море не имелось. Но в те времена это еще не было установлено достоверно, и посему я очень благодарна капитану за принятые меры предосторожности.) Как мне рассказали, Джейк бурно протестовал против заточения и целых полдня выкрикивал из-за двери проклятия в адрес того, кто не пускает его ухаживать за больной матерью, пока совсем не лишился голоса.
Трое матросов, помогавших нам в съемках, тоже захворали денге. Всем им, как и мне, повезло отделаться легкой формой заболевания – то есть несколькими днями тошноты и болезненного жара с кровотечением из носа и рта, после чего мы пошли на поправку. Где-то на полпути сквозь эти мытарства меня перенесли из койки в настоящую кровать: Экинитос привел корабль в Сундал, ближайший хоть сколь-нибудь крупный порт, однако я поняла это только по выздоровлении. Когда я впервые за все эти дни проснулась, не чувствуя боли, Эбби сообщила мне, где мы и почему Экинитос отклонился от курса.
Невзирая на слабость, я настояла на том, чтобы подняться с постели, и с помощью Эбби доковыляла до комнаты Тома.
В Эриге, заразившись желтой лихорадкой, я оказалась одной из немногих несчастных, у коих первая, легкая стадия болезни сменяется второй, куда более серьезной. Точно так же не повезло Тому с денге. Дышал он часто, неглубоко, словно ему не хватало воздуха, и был страшно бледен. Вдобавок кто-то – позже я узнала, что это был наш судовой врач – обрил ему голову, чтобы унять жар. В отсутствие волос лицо Тома казалось грубым, незнакомым, словно бы принадлежало кому-то совсем другому, и эта отчужденность встревожила меня до глубины души.