Путешествие начинается

Не знаю, что сблизило нас, разных по темпераменту и наклонностям. Она – тихая и послушная, спокойная, словно легкий прохладный бриз. И я – внешне замкнутый и молчаливый, но внутри обиженный на весь мир, агрессивный и жестокий. Я думаю, первой нашей общей чертой было то, что мы оба являлись отшельниками, людьми не от мира сего. Теми, кто так и не смог привыкнуть к этой стае местных сплетников и лицемеров. Теми, кого постоянно обижали и высмеивали.

Мэри жила неподалеку, всего лишь на другой стороне улицы. Мы частенько пересекались по дороге в школу. Сначала она спрашивала про то, кто в классе самый задиристый и от кого лучше держаться подальше. Потом просила занять для нее место в столовой во время ленча, но у меня никогда не получалось выполнить ее просьбу. Всегда приходил Чарли Хаггер и кричал:

– Ричи, дохлая маменькина дочка! Зачем это ты сел своей ослиной задницей на два стула? Занял место для Мэри-тощей-прошмандовки? А ну-ка, давай попробуем сделать это вместе!

Затем он прыгал на стол и начинал топтать его своими здоровенными грязными подошвами.

…По-настоящему мы стали друзьями в тот день, когда мама заставила меня повесить антенну на козырек перед окнами второго этажа.

– Ричард, ты единственный мужчина в нашем доме, – сказала она, держа в тонких пальцах сигарету. – Нужно привыкать делать трудную работу. Я же не могу полезть туда сама, верно?

– Мам, я боюсь упасть оттуда и переломать себе ноги, – кисло ответил я, понимая, что отвертеться мне не удастся.

Она затянулась и сердито дохнула дымом мне в лицо.

– Что за глупости ты говоришь? Возьми вон ту раздвижную лестницу в гараже и приступай.

– На ней болтаются все винты. Она вот-вот развалится.

– Ну так затяни их! – мать сделала еще одну затяжку и послала новую порцию дыма из уголка рта. – Ты становишься похожим на своего отца. Он тоже боялся любой работы в доме.

После таких слов мне обычно хотелось застрелиться. Я поплелся в гараж, почти полчаса ковырялся со старой ржавой лестницей, буквально рассыпающейся на части, потом взял антенну и вышел в прохладный осенний вечер, загребая носками башмаков желтый ковер листьев.

Путь на козырек, покрытый скользкой черепицей, был долгим и нервным. Лестница шаталась и норовила развалиться, несмотря на то что я подтянул на ней все крепежные винты. Пару раз я чувствовал, как она слишком сильно изгибается под моим весом. Когда мне удалось достигнуть краев облезлой черепицы козырька, всю спину покрывал жирный слой пота, похожий на прокисший куриный бульон. Наконец я осторожно нашарил участок покрытия, где вместо черепицы были доски, и принялся осторожно взбираться, пытаясь не уронить антенну из дрожащих рук.

Я едва успел повиснуть на этом злополучном козырьке, потому что произошло то, к чему все, собственно, и шло – лестница не выдержала моего цыплячьего веса и развалилась, превратившись в ржавый мусор. Каким-то чудом мне удалось перепрыгнуть на козырек, и теперь я напоминал бездомного кота, который залез на высокое дерево и не знает, как же теперь спуститься.

Я глянул вниз и увидел Мэри. Она стояла среди пожухлых листьев и, запрокинув голову, глядела на меня.

– С тобой все в порядке, Ричи?

Я обернулся и убедился, что окно второго этажа слишком высоко, чтобы я мог до него добраться. Любая попытка допрыгнуть кончится тем, что моя нога попадет на черепицу и я улечу вниз.

– Да. Вот только я, кажется, застрял.

Я думал, что она засмеется. Но вместо этого Мэри сказала:

– У моего отца есть лестница. Я позову его, хорошо? Сможешь потерпеть несколько минут?

– Да… Конечно. Спасибо тебе огромное.

Весь вечер мы провели возле реки. Гуляли и разговаривали о том, что наболело внутри. У нас обоих не было собеседника, который смог бы выслушать и поддержать. Пожаловавшись друг другу на плохую школу, злобных сверстников и непонимание родителей, мы нашли общую точку, которая положила начало этой странной истории.

Река была свинцовой и темной, как гигантский поток ртути. Солнце устало проглядывало между теснящимися деревьями, окрашивая листья в еще более золотой и горящий оттенок. Мэри облокотилась на тоненькую липку и скрестила руки на груди. Спустя три года она превратилась в красавицу – от той неказистой худощавой девочки не осталось ничего. Теперь каждый день передо мной было изящное хрупкое личико с чувственными серыми глазами, на которое хотелось смотреть вечно и безотрывно. Она полюбила платья из легкой материи – наверное, догадывалась, что это подчеркивает ее потрясающую фигуру. Каштановые волосы все так же были собраны в хвост, но теперь эта небрежная прическа только прибавляла ей шарма.

Я осторожно потрогал разбитую губу и скривился. Мэри сдула со щеки сбившуюся прядь и с тревогой поглядела на меня.

– Ричи, тебе не стоило связываться с Хаггером, – она вздохнула и укоризненно покачала головой. – Он же соберет целую ватагу и поколотит тебя.

Я сплюнул кровавыми слюнями и опустил голову.