Путешествие одиннадцатое

После этого я удвоил осторожность. Для того чтобы войти в город, время казалось мне не очень подходящим: глухая ночь, пустые улицы — мое появление привлекло бы нежелательное внимание. Я залег в придорожной канаве и стал терпеливо дожидаться, пока рассветет. Всю ночь я грыз бисквиты, зная, что до следующей ночи поживиться уже будет нечем.

Чуть светало, когда я вошел в пригород. Вокруг никого. На ближайшем заборе висел огромный, явно старый, поблекший от дождей плакат. Я подошел поближе.

"ОПОВЕЩЕНИЕ

Властям градским ведомо, како ничтожество слизнячье силится в ряды правоверных благородцев втереться. Кто слизняка либо индивидуума, подозрениям повод дающего, узрит, в алебардирню свою донесть должен. Сговор всякий с оным либо помощь ему содеянна, развинчением ин саэкула саэкулорум наказана будет. За слизняка премия 1000 ферклосов с главы устанавливается".

Я побрел дальше. Предместье выглядело уныло. Подле убогих, наполовину съеденных ржавчиной бараков сидели группки роботов, игравших в чет-нечет. Время от времени среди играющих вспыхивали ссоры, сопровождавшиеся таким грохотом, словно артиллерийский огонь накрыл склад железных бочек. Чуть дальше я набрел на остановку городского трамвая. Подошел почти пустой вагон, я сел. Рука моториста была намертво прикована к рукоятке, туловище составляло неотъемлемую часть мотора. Кондуктор, прикрепленный ко входу болтами, служил дверью, поворачиваясь на шарнирах вперед-назад. В центре я сошел и снова побрел куда глаза глядят, словно так и положено. Все чаще попадались навстречу алебардисты, парами и тройками бредущие серединой улиц. Увидев прислоненную к стене алебарду, я будто невзначай подхватил ее и двинулся дальше. Абсолютное сходство роботов друг с другом оказалось тут как нельзя кстати. Оба моих товарища продолжали идти молча. Потом один из них заговорил:

— Скоро ль жалованье узрим, Бребране! Тошно мне все, с электрицею достойно бы поиграл.

— Окстись, — ответил второй, — ужли те кондиция не соответствует?

Так мы обошли весь центр. По дороге нас остановил офицер и крикнул:

— Реферназор!

— Брентакурдвиум! — рявкнули мои спутники. Я постарался запомнить пароль и отзыв. Офицер оглядел нас спереди и сзади и велел повыше поднять алебарды.

— Како носите, разини! Истинно, печки железные, не Его Индуктивности алебардисты! Равняйсь! Нога в ногу! Марш!

Разнос этот алебардисты приняли без единого слова. Мы брели под отвесными лучами солнца, и я проклинал ту минуту, когда добровольно согласился отправиться на эту мерзкую планету. Вдобавок голод начал сводить мне кишки. Я даже боялся, чтобы урчание в животе не

выдало меня, и старался скрипеть как можно громче. Мы шли мимо ресторана. Я заглянул. Столики почти все были заняты. Благородцы, или, как я начал мысленно величать их по примеру офицера, железные печки, сидели недвижно, отливая синевой вороненых лат, время от времени кто-нибудь, скрежеща, поворачивал шлем, чтобы стеклянными бельмами взглянуть на улицу. К тому же они ничего не ели, не пили, а все словно ожидали неведомо чего.

— Может, и нам присесть? — спросил я, ощущая каждый пузырек на своих сожженных стальными подошвами ногах.

— Истинно обасурманился! — возмутились мои спутники — Восседать нам не ведено! Ходьба приказом положена! Не тревожься, ужо оные угодят слизняку фортелем, когда, заявившись да похлебки истребовав, он естество свое вражье объявит.

Ни черта не понимая, я послушно поплелся дальше Злость разбирала меня все сильнее, но тут мы направились к огромному строению из красного кирпича, на котором виднелась надпись коваными железными буквами:

КАЗАРМЫ АЛЕБАРДИСТОВ ЕГО ПРЕСВЕТЛЕЙШЕЙ ИНДУКТИВНОСТИ КАЛЬКУЛЯТРИЦИЯ ПЕРВОГО

Я смылся у самого входа. Бросил алебарду около часового, когда он с хрустом и лязгом отвернулся, и нырнул в соседнюю улицу.

Группа роботов неподалеку играла в крестики-нолики, я остановился рядом, проверяясь, что отчаянно "болею". Я ведь совершенно еще не знал, чем занимаются благородцы. Конечно, можно было снова втереться в ряды алебардистов, но многого это не обещало, а риск попасться был изрядный. Что делать?

Так вот мучительно размышляя, я шел куда ноги несли, как вдруг увидел приземистого робота, который сидел на скамейке, укрыв голову газетой, видимо, грел на солнышке старые гайки. Газета открывалась на стихотворении, начинавшемся словами:

"Я извращенец вырожденец…" Что там было дальше — не знаю. Исподволь завязался разговор. Я представился как приезжий из соседнего города, Садомазии. Старый робот был необыкновенно сердечен. Сразу же пригласил меня к себе, в свой дом.

— И чего тебе, твое благородие, по всенедостойным постоялым дворам толкаться да с корчмарями знаться! Изволь ко мне. Радости вступят со твоею персоною в скромный мой домишко.

Что было делать — я согласился, это меня даже устраивало. Мой новый хозяин проживал в собственном доме, на третьей улице. Он сразу же провел меня в гостиную.

— Понеже с дороги, пыли паки и паки наглотаться должен был, — сказал он.

Появились масленка, солидол и тряпки.