Читаем Путешествие по русским литературным усадьбам полностью

Я любил маленькие общества, тесный кружок и прогулку в тенистой роще. Блеску солнца почти поклонялся; от захождения его иногда на меня находила хандра. Любимый цвет мой был голубой, любимое кушанье — говядина под хреном, любимый напиток — вода. Из театральных представлений я любил больше всего комедии и водевили. В мужчинах и женщинах любил открытые выразительные лица. Особенную непреодолимую любовь чувствовал я к горбунам обоего пола.

Глава 11.

Мои антипатии.

К тщеславным щеголям и дуракам я всегда чувствовал отвращение. Мне были противны набожные женщины с молитвой в душе и с интригой в уме, с поминанием в ридикюле и с любовной почтой в туалете. Манерность возбуждала во мне самое неприятное чувство. Нарумяненные мужчины и раскрашенные женщины казались мне жалкими. Крысы, водка, метафизика и зеленый сыр, процессы и домашние насекомые приводили меня в ужас.

Глава 12.

Очерк моей жизни.

Жду смерти терпеливо, без страха. Жизнь моя была плохая мелодрама с хорами, плясками, превращениями и великолепным спектаклем. Я играл в ней героев, тиранов, любовников, благородных отцов, резонеров, но никогда не брался за роли лакеев…

Глава 14.

Моя эпитафия.

С притупившуюся душою, изношенным сердцем и обветшалым телом здесь прилег на покой — старый черт. ПОЧТЕННЕЙШАЯ ПУБЛИКА! Ступай своей дорогой и дай мне отдохнуть».

Волею судьбы этот человек в 1812 году оказался московским главнокомандующим. Сначала Ростопчин решил «сплотить сословия», для чего запросто разгуливал по Москве и вступал в долгие беседы с обывателями. Затем ему пришла в голову мысль издавать собственные листки — знаменитые «ростопчинские афишки». Эти афишки сегодня воспринимаются как образцы разухабистого псевдорусского стиля, но в накаленной атмосфере того времени они имели большой успех; поэтому вряд ли прав Л. Н. Толстой, писавший в романе «Война и мир»: «Ростопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя и с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять». Ростопчин был литературно одарен и смог сказать народу именно то, что тот хотел услышать. Он постоянно твердил, что французы найдут в Москве только обгорелые камни. (В последние годы жизни, которые он провел, в основном, в Париже, Ростопчин старательно поддерживал свою сомнительную славу «человека, который сжег Москву».) Из города Ростопчин ушел вместе с Кутузовым в арьергарде русской армии. Миновав Коломенскую заставу, когда было уже известно, что неприятель вступил в Кремль, он театрально произнес: «Занавес опустился, моя роль сыграна».

Русские войска покинули Москву по Рязанской дороге, но у реки Пахры (вблизи усадьбы Красная Пахра) Кутузов провел гениальный маневр, выведя армию на старую Калужскую дорогу, чтобы затем двинуться к Тарутино. Ночь на 20 сентября Кутузов со своим штабом провел в Воронове. С ним вместе был и Ростопчин. Утром усадьба загорелась; ее поджег сам владелец, решивший, действительно, оставить на своем пути только пожарища. К церковной двери была наклеена записка (на французском языке): «Восемь лет украшал я это село, в котором наслаждался счастием среди моей семьи. При вашем приближении обыватели покидают жилища, а я предаю огню дом свой, чтобы он не был осквернен вашим присутствием. Французы!.. здесь вы найдете только пепел». Львовский дворец погиб в огне; восстановленный через несколько лет, он лишился былого великолепия.

Таково «начало конца» Воронова; но именно здесь и открывается «литературная страница» истории усадьбы. Впрочем, Ростопчин также брал в руки перо. Он оставил собрание сочинений (в основном, для сцены), изданное в Париже на собственные деньги; оттуда взята приведенная выше автобиография.

Вороново стало литературным гнездом в середине 1840-х годов, когда хозяйкой усадьбы была Евдокия Петровна Ростопчина (невестка московского главнокомандующего). Ее девичья фамилия — Сушкова. Сегодня это имя если и нельзя считать забытым, то, во всяком случае, оно малоизвестно; но в то время Ростопчина была заметной фигурой. С детства девочка втайне от семьи писала стихи. Однажды одно из ее стихотворений «Талисман» попало на глаза другу семьи П. А. Вяземскому. Друг Пушкина и известный поэт списал его и, ничего не сказав автору, опубликовал в альманахе «Северные цветы» за 1831 год. Так неожиданно для самой себя Ростопчина дебютировала в русской поэзии.

Ростопчина с юности была дружна с Лермонтовым; семнадцатилетний поэт обратился к ней со стихами:

Умеешь ты сердца тревожить,Толпу очей остановить,Улыбкой гордой уничтожить,
Улыбкой нежной оживить…Тебя не понял север хладный;В наш круг ты брошена судьбой,Как божество страны чужой,Как в день печали миг отрадный!

Перед последним отъездом на Кавказ в 1841 году Лермонтов вновь посвятил Ростопчиной дивные строки:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

История / Литературоведение / Образование и наука / Культурология