Путешествие по русским литературным усадьбам

С годами у Некрасова возникла мысль обзавестись собственной усадьбой. В апреле 1861 года он просил отца в письме разузнать о продаже где-нибудь поблизости имения «без крестьян и без процессов и… без всяких хлопот»; сам он намеревался проводить в деревне шесть-семь месяцев и считал это просто необходимым для себя. После долгих поисков выбор пал на усадьбу Карабиха, некогда на рубеже XVIII–XIX веков отстроенную ярославским гражданским губернатором князем Н. М. Голицыным. Правда, к началу пореформенной эпохи она уже утратила свой прежний блеск.

По легенде название усадьбы Карабиха происходит от Карабитовой горы, где некогда происходили последние сражения междоусобной войны Дмитрия Шемяки и Василия Темного. Карабиха расположена на крутом берегу реки Которосли. Племянник поэта книгоиздатель К. Ф. Некрасов вспоминает: «У въезда в усадьбу стояла церковь, а рядом было небольшое семейное кладбище. На Пасху и Рождество обычно стреляли из старой медной пушки, стоявшей на паперти»^[110]. Главный дом окружал обширный парк. Проезд в усадьбу был через ворота с массивными башнями с каждой стороны.

Карабиха была совместным владением Николая Алексеевича Некрасова и его брата Федора Алексеевича Некрасова. В конце 1860-х годов братья заключили новую купчую, по которой Ф. А. Некрасову вообще была передана в полную собственность вся усадьба, за исключением восточного флигеля, который поэт сохранил за собой. Третий брат Константин Алексеевич, не имевший своего угла, также в конце концов переселился в Карабиху. Для него был построен небольшой так называемый зеленый домик. Сюда в 1923 году перебралась вдова Ф. А. Некрасова Наталья Павловна, выселенная из усадьбы.

К молодой женщине, согласившейся стать женой его овдовевшего брата и воспитывать пятерых детей мужа, поэт испытывал большую симпатию. Он узнал о предстоящем браке на вокзале, когда Федор Алексеевич и Наталья Павловна, накануне принявшая брачное предложение, провожали его в Петербург. Он сразу же приказал принести бутылку шампанского, дабы выпить за счастье новой семьи. Перед самым отходом поезда поэт, стоя у окна, подозвал будущую невестку и прочел ей только что сложившийся экспромт:

В твоем сердце, в минуты свободные,

Что в нем скрыто, хотел я прочесть.Несомненно, черты благородные

Русских женщин в душе твоей есть.Юной прелестью ты так богата,Чувства долга так много в тебе,

Что спокойно любимого братаЯ его предоставлю судьбе.

В Карабихе Некрасов стремился создать обстановку своей петербургской квартиры. Он привык к столичному комфорту; в такой атмосфере ему лучше всего работалось. Н. П. Некрасова вспоминает: «Он писал всегда дома. Дом этот был двухэтажный, белый каменный и имел форму продолговатого четырехугольника с балконом со стороны главного дома. Подъезд находился на северной узкой стороне флигеля и состоял из нескольких широких каменных ступеней и небольшой площадки перед входной дверью. Нижний этаж занимали службы и комнаты прислуги. Николай Алексеевич жил во втором этаже, куда вела широкая красивая лестница. Против лестницы находилась столовая, небольшая, но уютная комната, все украшения которой составляли nature morte да большой портрет, в натуральную величину, Екатерины Великой в широкой золоченой раме. Направо от столовой шли спальни и небольшой кабинет, но оставим эти интимные покои, не представляющие никакого интереса, и войдем в зал, где обычно работал Николай Алексеевич. Это была большая, почти квадратная комната, вся белая, с тяжелыми темными портьерами на окнах и на балконной двери. Посреди левой стены находился камин белого мрамора с зеркалом наверху. На камине стояли часы черного мрамора с бронзовой лежащей собакой сверху. Около часов были расставлены чучела птиц — охотничьи трофеи поэта. Я помню бекаса, чирка, крякву и тетерева: громадный глухарь и дрохва стояли на особых постаментах. По сторонам камина стояли турецкие диваны, а у задней стены конторка, на которую клалась бумага и карандаш. В южной стене было три окна, а западной два окна и балконная дверь. Казалось бы, что летом в комнате должно было быть чересчур светло и жарко. Ничуть не бывало — громадные деревья парка своими кронами не только умеряли солнечный свет и полуденный зной, но и отбрасывали на потолок едва уловимый зеленоватый оттенок, придававший комнате какое-то особое очарование. Николай Алексеевич обычно в часы вдохновения ходил по комнате, и мысль его работала: по временам он подходил к конторке и писал. Он запирался в этой комнате, и никто не должен был нарушать его уединения. Чай и закуску ему приносили в столовую, куда он выходил, когда чувствовал голод, но в такие дни он ел мало»^[111].