Путешествие по Советской Армении

Мы находим на Арагаце пемзу, туф, а в самом кратере огромное количество квасцов. Это значит, что в процессе извержения участвовали газы и под их действием лавы физически перерождались.

Вот что открывают внимательному взгляду материальные отметы, «морщины на челе» Арагаца. По успокоенным очеркам ущелий, по застывшим каменным грудам, по огромной розетке, находящейся над одним из ущелий Арагаца, читают ученые биографию бурную и мучительную. И она оказалась им очень нужной не только для того, чтобы правильно определить происхождение формы Арагаца, но и для того, чтобы отсюда, из этой биографии, спуститься уже к верному пониманию знаменитого наследства вулкана.

Людям, строящим дома из «застывших страстей вулкана», из окаменевшего семени этого грозного земного цветка, очень важно было знать: 1) район и размер распространения туфа, 2) характер его залегания и 3) степень его однородности. Потому что если б артикский туф был в основном не однороден, а разносортен, то и промышленное его значение сильно понизилось бы и добыча была бы сопряжена с кропотливой сортировкой.

Много лет назад, в конце 20-х годов, прослушав лекцию профессора Лебедева о вулкане Арагаце и об артикском туфе, тогда еще только что благодаря усилиям инженера Числиева[154] начинавшем заинтересовывать наши строительные ведомства, я вышла из душного лекционного зала в Ереване на такую же душную июльскую улицу. Истекала духотой летняя ночь. На горизонте, облитый луной, возник легкий кружевной очерк, словно длинная фраза из снега и камня, составленная иероглифами.

Четыре тысячи девяносто пять метров! У многих из нас, прослушавших тогда лекцию, родилась тайная мечта: уйти из этой нестерпимой июльской духоты, уйти в горную свежесть Арагаца, подняться на него, своими глазами заглянуть в кратер. Через несколько дней, в необычное для восхождения время — 14 июля 1928 года, мне удалось выполнить свою мечту. Два десятка лет изменили многое в Армении до неузнаваемости. Изменился и даже отстроился сам Арагац. Но неизменным осталось чувство туриста, — не только месяцы и годы, но десятки и сотни лет это чувство человека, берущего горную высоту постепенно, шаг за шагом, остается все тем же. И я хочу рассказать читателю о тогдашнем своем восхождении на Арагац вместе с двадцатью членами тогдашнего Общества охотников.

Минуя Эчмиадзин, мы доехали до красивой лесной дачи Бюракан, где сейчас построена обсерватория и откуда на рассвете мы должны были выйти пешком. Вокруг нас уже веяло ветром Арагаца. Склоны его надвинулись зелеными луговинами и заслонили горизонт. И вода, которую мы пили, была уже знаменитой арагацкой водой из бесчисленных его подземных родников, пробивавшихся от вершины вплоть до Бюракана.

Мы остановились на ночлег в доме охотника. Это тотчас же угадывалось по великолепному бело-рыжему пойнтеру, беспокойно метавшемуся перед балконом, по ружьям, висевшим на стенах, и по множеству тюфяков, наваленных грудой на балконе, говоривших о частых и многочисленных здесь ночевках. Покуда подъезжали и собирались участники экскурсии, а раньше прибывшие пробовали и готовили ружья, вечер сгустился в чернильно-черную ночь. Хозяйка понесла в сад тюфяки и ковры, чтобы постелить их прямо на земле и дать гостям выспаться под музыку пробегающего через сад арыка. Ковры легли, придавив десятки маленьких, еще теплых от солнца абрикосов, и десятки других, смутно раскачиваемых во мраке на невидимых невысоких деревьях, теплым дождем посыпались уже на готовые постели.

С улицы неслись звуки деревенской ночи вместе с горьким запахом дыма. Пора было лечь, чтобы завтра встать на рассвете. Запасливые погонщики ослов, с которыми мы договорились насчет поклажи, были уже тут, попыхивая в темноте чубуками, набитыми местным табаком.