Путешествие по Советской Армении

Быстрая речка Воротан — раньше она называлась Базарчаем[99]

 — невелика, но довольно длинна. Прежде чем сбросить свои воды в Аракс, она пробегает изрядное расстояние, роясь в земле, выгрызая в скалах узкое ущелье, а рядом с нею, держась за ее извилины, то становясь проезжей, то превращаясь в пешеходную, вьется прибрежная тропа. Речка спешит вниз по течению; наша дорога торопится вверх, против течения, туда, где берет река свой исток. И прорытое водой ущелье показывает людям, где легче устроить настоящую, большую пологую дорогу для машины и телеги, чтобы перевалить через горный хребет. А перевалив через него, вступить в новый мир — ту часть горной Армении, которая раньше звалась Даралагязом, а сейчас зовется Айоц-дзор.

Дорога из Гориса на Микоян доходит до деревни Ангехакот, оставляя за собой, как я уже сказала выше, ответвление на Шаки, знаменитые шакинские водопады, и центр Сисианского района, Сисиан (в 12 километрах от места разветвления). До самой деревни Ангехакот она следует за рекой Воротаном. Но здесь предстоит им разлучиться. Дорога — старинная, добротная, пологая, видавшая на своем веку древние караваны купцов (летом 1945 года в одном из здешних селений найден был клад серебряных римских и других монет), поднимается на запад (на Биченагский перевал), к центру Нахичеванской АССР, городу Нахичевани на Араксе. А речное ущелье уходит вверх, на северо-запад. Свернем вместе с ним. Нам предстоит подъем по новой дороге, взбирающейся все выше и выше вдоль левого склона этого речного ущелья. Мы перед большим перевалом, носящим имя реки, впервые проложившей тут путь для человека, — «Базарчайским» по старому названию, или Воротанским, как он зовется сейчас. Сколько придется позднее пересечь таких горных хребтов Армении! Мы уже пересекли с читателем перевальные хребты между Кафаном и Борисом. Но то были короткие, почти не ощутимые для путника, дорожные подъемы и спуски, замечательные главным образом отвесной крутизной и высотой своей перевальной точки. Воротанский, предстоящий нам сейчас, — это уже типичный горный переход из одной речной системы в другую, с долгими, длинными врезывающимися все выше и выше в горную стену зигзагами дороги. Всегда будет жить в памяти путешественника по Армении вкус и аромат первого перевала, открывшего перед ним то, что характерно для всех армянских перевальных участков: постепенное, нарастающее чувство строгости природы, суровости и требовательности ее к вам.

Подъем начинается медленно, незаметно, но неотвратимо, — с гудения машины. Словно тяжелый жук в полете, гудя, набирающий высоту, мотор начинает жадно сосать бензин, всей грудью идя на приступ земли, — и тянет, тянет наверх. Воздух вокруг все разреженней, земля вокруг все оголенней. Отступили деревья, за ними исчезли кусты. Вдоль разреза дороги — богатый, сочный черный отвал перегноя, богатейшая почва (так называемый горный чернозем). Горизонт увит перьями близких сизых облаков; солнце не хочет выйти, — серый, свинцовый отблеск ложится вокруг и в странной гармонии чего-то трудного, чего-то напряженного сливается с тяжелым гудом мотора. В ушах начался легкий звон, грудь дышит чаще, глубже. Большое село Спандарян проходит суровым видением квадратных, как часовни, овинов с куполом собранной соломы, черными столбиками кизяка, длинным, выбеленным прямоугольником колхозного амбара. Дети на улице ярко румяны и одеты тепло. Холод уже покусывает вам щеки. На окраине села — старинное кладбище с армянскими горизонтальными плитами, приподнятыми под прямым углом у изголовья, словно маленькие сидящие сфинксы, так не похожими на острую вертикаль стоящих плит мусульманского кладбища. Подъем, подъем, он в полном разгаре, он идет нарастая, — машина берет зигзаги.

Если взглянуть сверху на бесчисленные петли этих зигзагов, которыми дорога осиливает крутизну горного склона, трудно с непривычки поверить, что вы тут проехали. Но привычному человеку не страшно. Он глотает колючий ветер, бьющий ему в лицо, и глядит на обе руки шофера, поминутно резко перекручивающие рулевое колесо то в одну, то в другую сторону, не замедляя, а даже, наоборот, прибавляя на поворотах скорость. Вот перед вами простор голого неба с плывущим облаком. Секунда — и опять желтая стена прорезанного угла в камне, и опять упирается машина в край пропасти, и опять сворачивает вдоль горного склона, все выше, выше, в безмолвие высоты, где не чирикнет птица, не каркнет ворона, не зазвенит бубенец, не взлает собака, и только в крепком, легком, легчайшем воздухе, жадно ища кислорода, легкие ваши раздуваются, как мехи, прохватывая все нутро ваше чудной суровой прохладой… Хорошо!