Путешествие по стране Руставели

— Я прошу нашего уважаемого тамаду извинить меня, если я несколько отклонюсь от темы… Говорить о грузинском народе, не чествуя его величайшего поэта, я не могу. Что все-таки объединяет трех витязей его поэмы для совместных действий? Как назвать стремление представителей трех народов к более тесному сближению, к самопожертвованию друг для друга? Где находит свой естественный приют настоящая, страстная любовь между Тариэлом и Нестан-Дареджан, между Автандилом и Тинатин, между мужчиной и женщиной? И наконец, где находит приют непоколебимая вера в окончательную победу Справедливости и Добра над Несправедливостью и Злом? Где возникают и процветают все эти добродетели и мечты, идеи и идеалы, если не в народе?!

Шота, стоя, выслушивает слова Горького и, глубоко тронутый, снимает свою меховую шапку. Под аплодисменты собравшихся Горький опорожняет свой рог. Шота, с обнаженной головой, подходит к нему и кладет ему руку на плечо.

— Благодарю, Максим, — говорит он тихо. — Ты открыл свое большое сердце для моего народа и моего скромного произведения.

Они обнимаются и целуются.

Все за столом приходит в движение. Декабристы произносят здравицы в честь грузинского народа. Чавчавадзе, Ираклий и другие грузины провозглашают тосты в честь русского народа. Слышится громкий гул голосов. Одоевский встает и хочет что-то сказать. Но тут Шота снова выступает во главу стола и движением руки просит тишины. Он начинает говорить, тихо, очень тихо. Я напрягаюсь, чтобы его понять, а он смотрит на меня и наполняет рог вином. Но я ничего не понимаю, ничего не слышу, кроме торжественной музыки. Лунная диадема парит над ним, обвивает венком его густые, мерцающие голубизной волосы. Таким он и подходит ко мне. Словно околдованный, смотрю я на поэта с сияющей лунной короной на голове. Хочу что-то сказать и не могу произнести ни слова, хочу взять наполненный вином рог и не могу поднять руки, протягиваю ее, наконец, с трудом вперед и выбиваю рог из рук Шота… Его лицо вдруг превращается в лицо Зураба…

С необычным шумом рог падает на стол, я от него просыпаюсь… Оглушенный, я приподнимаюсь на кровати и осматриваюсь. Зажмуриваю глаза. Луна ослепляет меня. В ее свете на полу я замечаю книгу, которая выпала у меня из рук, — "Витязь в тигровой шкуре"…

Цветодинамический музыкальный финал

"Тбилиси — это совершенно европейский город, удачно расположенный, красивый, с прекрасным климатом, солидными торговыми заведениями, с превосходным оперным театром, — короче говоря, город, который полностью соответствует притязаниям цивилизованного европейца. Но наряду с европейской частью в Тбилиси имеется и настоящий, совершенно азиатский город. В этом сочетании Европы и Азии — его главное очарование".

Эти слова, сказанные Чайковским почти сто лет назад, приходят мне в голову, когда я сижу в большом зале суперсовременного здания филармонии. Отчетливее, чем где-либо в Грузии, где я побывал, здесь мне становится ясным, насколько правильными были наблюдения Чайковского. Я ощущаю это в грузинских народных песнях, ариях, хоровом пении, в сценах из опер и балетов и в фортепьянных пьесах Палиашвили, Лагидзе, Чимакадзе и Цинцадзе; я чувствую это в совершенной своеобразной и в то же время пульсирующей гармонии, в которой грузинская музыка соединяется в одно прелестное целое с музыкой Моцарта, Шопена, Пуччини и Прокофьева. Уже феноменальное, приковывающее внимание и слух начало концерта, которое в программе называется "Цветодинамическая композиция финала оперы Палиашвили "Абесалом и Этери", действует на меня как живое слияние Европы и Азии, Запада и Востока…

Грузинские народные песни и танцы, арии из опер Пуччини, Прокофьева, Палиашвили, "Ноктюрн" Шопена, — и все снова и снова подкупающие цветосветовые эффекты, которые ненавязчиво подчеркивают мастерское музыкальное исполнение…

Отар явно не подозревал, какой хороший совет он мне дал, когда рекомендовал побывать на этом действительно праздничном концерте. Кто знает, когда бы мне еще удалось объединить все переживания и впечатления от пребывания в Грузии и выявить, в чем заключено притягательное очарование не только Тбилиси, но и всей Грузии…

Волнующим исполнением хора из второго акта оперы "Абесалом и Этери" — одним из лучших хоров, созданных Палиашвили, — заканчивается концерт, но не день, во всяком случае для меня.

В фойе, где я ожидаю Зураба, через толпу людей ко мне пробираются Нодар Думбадзе и его жена, позади них показываются Реваз Джапаридзе и Кетеван. Тариэл машет мне рукой через головы, сзади по плечу меня хлопает Амиго Николо, а когда я поворачиваюсь к нему, то передо мной стоят Отар и Элисо. Они спрашивают, как мне понравился хор, балет, оркестр, как понравилась Грузия, не хотят меня отпускать, хотят провести этот вечер со мной, хотят скрасить его, хотят меня пригласить к себе…