Путешествие в Икстлан

Я пристально его разглядывал, пытаясь определить, что скрывается за его улыбкой. Он расхохотался и чуть не свалился со скалы.

— Вся эта земля — твоя. Вся, сколько видит глаз, — продолжал он, по-прежнему улыбаясь. — Не для того, чтобы использовать, но чтобы запомнить. Однако вершина этого холма, на котором мы находимся, — твоя. Ею ты можешь пользоваться всю оставшуюся жизнь. Я отдаю ее тебе, потому что ты сам ее нашел. Она — твоя. Прими ее.

Я засмеялся, однако дон Хуан, казалось, был очень серьезен. Он улыбался, но, похоже, действительно верил, что может подарить мне вершину этого холма.

— Почему бы и нет? — спросил он, словно читая мысли.

— Я принимаю ее, — сказал я наполовину в шутку.

Улыбка исчезла с его лица. Прищурившись, он смотрел на меня.

— Каждый камень и каждый куст на этом холме, особенно на его вершине, находятся под твоей опекой. Каждый живущий здесь червяк — твой друг. Ты можешь пользоваться ими, а они — тобой.

Несколько минут мы молчали. Мыслей было необычно мало. Я смутно чувствовал, что неожиданное изменение его настроения является чем-то вроде предупреждения, но не испугался и не встревожился. Просто мне больше не хотелось разговаривать. Слова почему-то казались мне неточными, а их значения — слишком расплывчатыми. Никогда прежде у меня не возникало подобного чувства в отношении разговора, и стоило мне осознать необычность своего настроения, как я поспешно заговорил.

— Но что мне делать с этим холмом, дон Хуан?

— Запечатлей каждую деталь в своей памяти. Сюда ты будешь приходить в сновидениях. Здесь ты встретишься с силами, здесь однажды тебе будут открыты тайны. Ты охотишься за силой; это — твое место, и здесь ты будешь запасать свои ресурсы. Сейчас то, что я говорю, лишено для тебя смысла. Так что пусть пока это останется бессмыслицей.

Мы спустились со скалы, и дон Хуан повел меня к небольшому чашеобразному углублению на западной стороне вершины. Там мы сели и перекусили.

Несомненно, было на вершине этого холма что-то неописуемо приятное для меня. Во время еды, как и во время отдыха, я испытывал неизвестное прежде тонкое наслаждение.

Свет заходящего солнца имел богатое, почти медное сияние, и все вокруг, казалось, было покрыто золотым оттенком. Я полностью погрузился в созерцание этой сцены. Мне даже не хотелось думать.

Дон Хуан заговорил. Тихо, почти шепотом. Он велел мне осмотреть все, каждую деталь, независимо от того, насколько мелкой или незначительной она кажется. Особенно пейзаж, наиболее впечатляющие виды которого открывались в западном направлении. Он сказал, что сейчас, до тех пор, пока оно не скроется за горизонтом, я должен смотреть на него, не фокусируя взгляда. Последние минуты перед тем, как солнце коснулось покрывала низких облаков или тумана, были поистине величественными, в полном смысле слова. Это выглядело так, как будто солнце воспламенило землю, зажгло ее как костер. Своим лицом я ощущал красоту.

— Встань! — закричал дон Хуан, с силой потянув меня за руку.

Он отскочил от меня и очень требовательным тоном велел бежать на месте.

Я побежал и начал чувствовать тепло, наводняющее меня. Это было медное тепло. Я чувствовал его своим небом и верхней частью своих глазниц. Вся верхняя часть головы словно пылала холодным огнем, излучая медно-розовое сияние.

По мере того, как исчезало за облаками солнце, что-то во мне заставляло меня бежать все быстрее и быстрее. В какой-то момент я действительно почувствовал себя настолько легким, что мог улететь прочь. Дон Хуан крепко схватил меня за правое запястье. Почувствовав давление его пальцев, я вернулся в состояние трезвости и самообладания. Я плюхнулся на землю. Дон Хуан сел рядом.

Он дал мне отдохнуть несколько минут. Потом встал, похлопал по плечу и знаком пригласил следовать за ним. Мы опять взобрались к верхушке вулканической скалы, где сидели ранее. Скала прикрывала нас от холодного ветра. Дон Хуан нарушил молчание:

— Это был прекрасный знак. Как странно! Он явился в конце дня. Насколько все же мы с тобой разные. Ты в большей степени, чем я, — создание ночи. Мне больше нравится юное сияние утра. Вернее, сияние утреннего солнца ищет меня. А от тебя — скрывается. А умирающее солнце, наоборот, омыло тебя. Оно опалило тебя своим огнем, но не сожгло. Как странно!

— Почему странно?

— Я никогда такого не видел. Знак, если он является, всегда приходит из обители восходящего солнца.

— А почему так, дон Хуан?

— Сейчас не время об этом говорить, — отрезал он. — Знание — это сила. Для обуздания силы достаточной даже для того, чтобы говорить о ней, требуется продолжительное время.

Я пытался настаивать, но он резко сменил тему. Он спросил, как у меня обстоят дела со «сновидением».

К тому времени я уже начал наблюдать во сне конкретные места — университет и квартиры своих друзей.

— Когда ты бываешь в этих местах — днем или ночью? — спросил дон Хуан.

Мои сны соответствовали тому времени дня, в которое я обычно бывал в соответствующих местах. В университете — днем, в домах своих друзей — вечером.