Путешествие в Икстлан

Я испытывал непреодолимое беспокойство и продолжал говорить только затем, чтобы смягчить его. Я спросил дона Хуана, знал ли он воинов, которые умерли, и известно ли ему, как последний танец повлиял на процесс их умирания.

— Прекрати, — сухо ответил он. — Смерть — это слишком серьезно и фундаментально. Умереть — не просто подрыгать ногами и задубеть.

— А я тоже буду танцевать своей смерти?

— Непременно. Ты охотишься за личной силой, хотя пока что и не живешь как воин. Сегодня солнце дало тебе знак. Все лучшее, что ты сделаешь в своей жизни, будет сделано в конце дня. Очевидно, тебе не по нраву юное сияние раннего света. Путешествия по утрам тебя не привлекают. Но умирающее солнце — старое, желтое и спелое — твое. Ты не любишь жару, ты любишь сияние. И поэтому твой последний танец будет совершен на этой вершине в конце дня. И в танце этом будет твой рассказ о борьбе, о битвах, в которых ты победил, и о тех, которые проиграл, о тех радостях и том смятении, которое ты испытал, сталкиваясь с личной силой. Твой танец поведает о тех секретах и чудесах, которые ты накопил, и твоя смерть будет сидеть здесь и смотреть на тебя. Так же, как сегодня, умирающее солнце осветит тебя, но не обожжет. Будет дуть мягкий приятный ветер, и вершина холма задрожит. А когда танец твой подойдет к концу, ты посмотришь на солнце, посмотришь в последний раз, потому что больше ты не увидишь его никогда — ни наяву, ни в сновидении

. А потом смерть укажет на юг. В безбрежность.

Глава 14. Походка силы

Суббота, 8 апреля 1962

— Смерть — это личность, дон Хуан? — спросил я, усаживаясь на крыльце.

Во взгляде дона Хуана отразилось замешательство. Он держал сумку с продуктами, которые я ему привез. Осторожно поставив ее на землю, он сел напротив меня. Я почувствовал воодушевление и объяснил, что меня интересует, является ли смерть личностью, или выглядит как некое существо, когда наблюдает за воином во время его последнего танца.

— Какая разница? — спросил дон Хуан.

Я сказал, что меня впечатлил этот образ. Поэтому мне интересно, каким образом дон Хуан к нему пришел. Откуда он знает, что это именно так.

— Все очень просто, — ответил дон Хуан. — Человек знания видит, и поэтому знает, что последний свидетель — смерть.

— Ты имеешь в виду, что сам видел последний танец воина?

— Нет. Человек не может быть его свидетелем. Только смерть. Но я видел собственную смерть. Она наблюдала за мной, и я танцевал перед ней, как будто умирая. В конце моего танца смерть не указала ни в каком направлении, а избранное место не задрожало, со мной прощаясь. То есть мое время на земле еще не было исчерпано, и я не умер. Просто тогда, когда это происходило, я обладал ограниченной силой, поэтому не мог понять предначертаний моей смерти. И я верил в то, что умираю.

— Она была похожа на личность?

— Смешной ты человек. Полагаешь, что, задавая вопросы, сможешь все понять. Я не думаю, что это тебе удастся, но кто я такой, чтобы говорить наверняка? Смерть не похожа на личность. Скорее, она — присутствие. Можно сказать, что смерть — ничто. И в то же время смерть — это все. И то, и другое утверждения — верны. Смерть становится тем, что ты хочешь в ней увидеть. Мне легко иметь дело с людьми. Поэтому для меня смерть — это личность. Кроме того, я склонен к таинственности. Поэтому смерть является мне с пустыми глазницами. Я могу смотреть сквозь них, как сквозь два окна. И в то же время они двигаются, как обычные глаза. Поэтому я могу сказать, что смерть пустыми глазницами смотрит на воина, исполняющего свой последний танец на земле.

— Но все это — именно так только для тебя, дон Хуан, или для любого воина?

— Для любого воина, исполняющего танец силы, это именно так. И в то же время не так. Смерть является свидетелем последнего танца воина, но то, как каждый воин видит свою смерть, его личное дело. Она может быть чем угодно — птицей, светом, человеком, кустом, камнем, туманом или присутствием чего-то неизвестного.

Образы смерти, созданные доном Хуаном, растревожили меня. Я не мог подобрать подходящих слов для вопросов и запнулся. Дон Хуан с улыбкой смотрел на меня, убеждая продолжать расспросы. Я спросил, зависит ли то, в каком виде воин воспринимает смерть, от его воспитания. В качестве примера я привел индейцев юма и индейцев яки. Сам я полагал, что именно культурой определяется то, как человек видит свою смерть.

— Не важно как был воспитан человек, — сказал он. — Все, что бы он ни делал, определяется его личной силой. Человек — это лишь общее количество его личной силы. И именно этим количеством определяется то, как он живет и как он умирает.

— Что такое личная сила?