Путешествие в Индию

— Я бы не согласился с тем, что она не права, — вмешался в разговор Наваб Бахадур со своего насеста впереди, куда он напросился сам. — В туземном княжестве, в индусском княжестве жена правителя может быть, вне всяких сомнений, превосходной леди, и не подумайте, что я имею что-то против ее высочества магарани Мудкула. Но я боюсь, что она необразованна и полна всяческих суеверий. Да и как может быть по-другому? Какие у этой леди могут быть возможности получить образование? Суеверия ужасны. Поистине ужасны! Это самый большой изъян нашего индийского характера! — Словно в подтверждение его слов справа появились огни гражданского поселка. Наваб Бахадур стал еще более разговорчивым. — Долг каждого гражданина — стряхнуть с себя оковы суеверий, и, хотя я мало знаком с индусскими княжествами и никогда не бывал именно в этом, а именно в Мудкуле (думаю, что правитель устроил бы в мою честь салют из одиннадцати пушек), я все же уверен, что они не смогли добиться таких же успехов, как Британская Индия, где разумный порядок распространяется во всех направлениях, как благодетельный паводок!

— Ну и ну! — весело отозвалась мисс Дерек.

Это междометие не остановило поток красноречия старика. Язык у него развязался, и он считал, что ему есть что сказать спутникам. Ему хотелось поддержать мисс Квестед в ее мнении о том, что большие люди неинтересны, потому что сам он был значительнее, чем многие независимые властители. В то же время он не хотел ни намеком дать ей понять, что и он тоже большой человек, чтобы она не чувствовала себя бестактной. Таков был фундамент его речи; туда же входила благодарность мисс Дерек за согласие подвезти его до города, его готовность держать на коленях несносную собаку и его сожаление по поводу всех неприятностей, причиненных им в этот вечер роду человеческому. К тому же он хотел, чтобы его высадили в городе, чтобы он мог зайти к чистильщику и узнать, какие очередные бесчинства на уме у внука. Сплетя все эти тревоги в один канат, он почувствовал, что аудитории, вероятно, не очень интересны его излияния и что городской судья скорее всего ласкает девушку за фисгармонией, но хорошее воспитание не позволило Навабу Бахадуру замолчать. Для него ничего не значила их скука, потому что ему самому это чувство было неведомо, ему не было дела до их распущенности, потому что Бог сотворил все расы разными. Происшествие на дороге осталось позади, и его жизнь — равно полезная, выдающаяся и счастливая — продолжалась как прежде, и он выражал ее потоком хорошо подобранных слов.

Когда этот словесный гейзер покинул наконец машину, Ронни не сказал ничего и вместо комментариев по поводу многословия старика принялся обсуждать прошедшую игру. Тертон научил его не обсуждать людей сразу, и он решил отложить свои впечатления от Наваба на потом. Он снова положил на ладонь Аделы руку, протянутую для прощания, и она погладила ее. Он ответил ей такой же лаской, и это многое значило. Они посмотрели друг на друга, когда подъехали к бунгало; ей надо было что-то сказать сейчас, ведь миссис Мур уже была дома.

— Ронни, — нервничая, заговорила мисс Квестед, — мне хотелось бы взять назад то, что я сказала на майдане.

Он кивнул, и их помолвка была восстановлена.

Кто бы мог предвидеть такие последствия! Она хотела вернуться к состоянию обдуманной и важной неопределенности, но теперь она выскользнула из ее рук. Час пробил, и, в отличие от зеленой птички или лохматого животного, она оказалась заклейменной. Осознав это, Адела ощутила укол унижения, она терпеть не могла ярлыков, она чувствовала, что между ней и ее возлюбленным должно состояться что-то драматичное, напряженное и значимое. Однако Ронни был доволен и отнюдь не выглядел разочарованным, он был удивлен — это правда, но сказать ему, собственно говоря, было нечего. В самом деле, что он мог сказать? Быть или не быть свадьбе, вот в чем был вопрос, и они ответили на него утвердительно.

— Идем, надо сказать матери о нашем решении, — сказал он, открывая зарешеченную цинковую дверь дома, защищавшую комнаты от натиска орд ночных насекомых. Шум разбудил мать. Ей снились дети, о которых она в последнее время очень мало говорила, — Ральф и Стелла, и сначала не поняла, чего Ронни и Адела от нее хотят. Миссис Мур уже привыкла к постоянным отсрочкам и очень встревожилась, поняв, что промедлениям положен конец.

Когда с уведомлением о свадьбе было покончено, Ронни сделал великодушное и честное признание.

— Слушайте, вы обе можете смотреть в Индии все, что захотите и когда хотите, — я знаю, что у Филдинга повел себя смехотворно, но теперь… Все изменилось. Я просто не был уверен в себе.