Путешествие в страну миражей

Я имел неосторожность задать сотрудникам института слишком общий вопрос: над какими проблемами они работают? И передо мной оказались горы подшивок, книг, брошюр: каждый год здесь публикуется до сотни научных работ, в том числе по пять-шесть монографий. Попытавшись разобраться в них, я понял тщетность своих надежд и пошел по длинному коридору, увешанному фотографиями, привезенными из экспедиций. И так, шагая вдоль стендов, добрался до очень заинтересовавшего меня издания, висевшего на стене. Да, это была стенная газета «За освоение пустынь», сделанная на уровне всех других научных работ института. И я долго стоял перед ней, переписывал в блокнот «филиппики» в защиту природы.

«…Миллионы лет прогрессировала жизнь на Земле и, наконец, достигла своих высот, создав мыслящее существо. И это существо результат биологического прогресса, качественный скачок из количественного нагромождения органики, это средоточие логики, призванное восторжествовать над хаосом стихий, повело себя отнюдь не логично. Став «царем природы», человек начал уничтожать то, что создало его самого, — биологическое разнообразие. Миллионы лет Земля накапливала богатства, человек расходует их за века, даже за десятилетия. И не столько расходует, сколько растранжиривает. Планету может потрясти новое оледенение — оледенение душ, ибо, как говорил Стефан Цвейг, «судьба всякого фанатизма в том, что он обращается против самого себя…».

Из стенгазеты я узнал, что в институте работают больше ста женщин — без малого половина сотрудников. Поэтому многие заметки обращались прямо к ним.

«…Пустыня беспощадна. Если вы заблудились, прежде всего попытайтесь найти мужчину, который уберег бы вас от невзгод. Если не удалось, назло мужчинам откажитесь от этой затеи. Но как обычно — не теряя самообладания. Вы отстали от товарищей и забыли, откуда пришли? Вернитесь обратно по своему следу. Если ветер засыпал следы, ориентируйтесь по ветру. Не могли же вы забыть, с какой стороны падали на глаза волосы, когда шли с базы.

Ни в коем случае ни от кого не прячьтесь, наоборот, старайтесь всем попасться на глаза. Поэтому лучше ходить по гребням гряд. Кстати, оттуда и дальше видно. В пасмурную ночь производите как можно больше шума, лучше самого нечеловеческого. Это взволнует всех чабанских собак в радиусе десяти километров, которые привлекут внимание чабанов. Кроме того, шум отпугнет тех, кого вы сами боитесь. От страха хорошо помогает пение. В тяжелых случаях рекомендуется и поплакать. Но в меру, чтобы потом опять немного попеть.

Если вас настигла песчаная буря, забудьте о прическе и защищайте глаза, нос, рот распущенными волосами. А если прическа короткая, нужно защищать еще и уши…

Когда вернетесь на базу, вы почувствуете себя очень счастливой. И это надолго останется для вас одним из самых приятных воспоминаний…»

Много километров проехал я по пустыне, но, только читая эти печально-веселые советы, как следует понял, до чего же не просты исследовательские работы в песках. Особенно для женщин.

И все же чувствовалось, что в Институте пустынь беззаветно любят пугающие пространства песков. Один из авторов с грустью замечал, что самая главная задача пустыноведов — стремиться к тому, чтобы не было никаких задач. Другой утешал его русской пословицей: «Чем дальше в лес, тем больше дров». — «Нам это следует понимать так: чем дальше освоение пустыни, тем больше будет вопросов пустыноведам…»

Но особенно поразили меня стихи Атакопека Мергенова. «Не спеши говорить, что видал Каракумы, если в жизни ни разу полночной порой потерявшие сон, загрустившие думы в Каракумы тебя не вели за собой». Сколько было дум, навеянных просторами Каракумов?! Однако, если не считать того случая в Репетеке, ночью меня тянуло не в пески, а все больше к жилью, к людям. И растревоженный таким категоричным заявлением поэта, я тотчас отправился к директору института члену-корреспонденту АЙ Туркменской ССР Агаджану Гельдыевичу Бабаеву с просьбой взять меня с собой в одну из поездок по пескам.

…Девяносто километров исколесили мы по барханам, пропылились и устали, как верблюды после недельного перехода, прежде чем добрались до этого «города», единственным фонарем в котором была луна, зацепившаяся за крышу крайнего дома. Домов было всего три, они стояли страшно одинокие среди безбрежной пустыни, но именовались весьма звучно — Каракумским стационаром. Еще не стемнело, и мы увидели первого жителя этого затерянного в песках поселка. Он сидел на корточках и деловито красил черепаху.

— В наших песках все черепахи разноцветные! — крикнула выглянувшая из домика мать этого шестилетнего «исследователя».

— Ученым будет, — сказал Бабаев, вылезая из машины.

Женщина погрозила мальчишке пальцем, вздохнула и исчезла, загремела на кухне чайниками.