Путешествие во времени с хомяком

Дедушка Байрон бежит на крик первым, мы с Паем – за ним. Маленькая Гипатия застыла посреди гостиной – она не отрывает взгляд от окна, на ковре около её ног темнеет лужица. Она поворачивается к своему папе и обнимает его за ноги.

– Что такое? Что случилось, Гипи? Всё в порядке? – спрашивает он, а малышка только показывает пальцем на окно. Движением головы дедушка Байрон даёт нам с Паем знак выйти и проверить, что там такое.

Открыв дверь, мы не видим ничего необычного, то есть ниче…

– РЫ-Ы-Ы-Ы-ЫК! – из кустов на нас выскакивает что-то очень страшное. Мы оба вскрикиваем и отпрыгиваем назад.

Маска действительно жуткая: раскрашенное синей, золотой, красной и белой красками уродливое лицо с большими острыми зубами и длинным языком – и снизу гирлянда из крошечных черепов. А потом маска опускается – и под ней Макка. Он зло смеётся:

– Ха! Это же два дружка! Я не знал, что ты живёшь здесь, Чау, приятель! Ух, видели бы вы свои лица. Я думал, вы намочите штаны от страха!

– Что ж, полагаю, ты можешь собой гордиться, – дедушка Байрон стоит в дверном проёме – с голым торсом и всё в тех же золотистых пижамных брюках. – С пятилетней девочкой у тебя это получилось, – он говорит очень спокойно, но смотрит на Макку ледяным взглядом. – Так что молодец, сынок. Чувствуешь себя большим и сильным, да?

Вы, или я, или любой нормальный человек на месте Макки устыдился бы и принялся, запинаясь, бормотать извинения. Но это же Макка: он расправляет плечи, склоняет голову набок и вызывающе смотрит на дедушку Байрона своими маленькими выпученными глазками. Дедушка Байрон ждёт ответа, а за его спиной маленькая Гипатия прижалась лицом к окну, и её большие испуганные глаза ещё мокры от слёз.

– Ну?

Макка ничего не говорит. Дедушка Байрон поворачивается к нам:

– Ты знаешь этого шутника, Пай? Это что, твой друг?

Пай не успевает ответить, а Макка встревает и говорит с дружеской ноткой в голосе:

– О да. Мы хорошие приятели, правда, Чау? Пай? Мы…

– Я не тебя спрашиваю. Пай?

Пай переводит взгляд с меня на своего папу, а потом на Макку. Когда их глаза встречаются, Макка прищуривается и раздувает ноздри.

– Он твой друг, Пай?

Почти неслышно Пай бормочет:

– Да.

И знаете что? Я думаю, что поступил бы так же. Инстинкт самосохранения и всё такое. Я не стану из-за этого случая хуже относиться к Паю.

– Ладно тогда. Отдай мне маску, извинись и катись отсюда.

Мне кажется, я никогда не слышал, чтобы человек извинялся настолько неискренне. Не отводя тяжёлого взгляда от дедушки Байрона, Макка сквозь зубы бросает:

– Извините, – отдаёт маску, резко поворачивается и, подхватив сумку с газетами, шагает мимо нас. Уходя, он смотрит на нас – и от того, что он делает дальше, у меня по спине бегут мурашки.

Он подмигивает нам с самодовольной ухмылкой.

Глава 62

Мы стоим на улице около дома Пая; дождь так и не пошёл – падают только редкие капли.

Макка уже свернул за угол, а дедушка Байрон провожает его взглядом, качая головой. Потом он нагибается за коробкой с масками, замечает, что я с интересом смотрю на них, и выпрямляется.

– Они для праздника Дивали[50]. Осенью мы впервые на северо-восточном побережье его отметим. Мой друг Бару оставил здесь маски, когда утром развозил молоко. Вот, – он берёт в руки маску, которую примерял Макка. – Это Кали[51]. Ты знаешь Кали?

– Несущая смерть, – говорю я, и дедушка Байрон широко улыбается:

– Очень хорошо! Твой отец рассказал тебе об этом?

Кивая, я не могу не посмотреть на Пая. Он тем временем уходит в дом.

– А он рассказал тебе, что Кали – супруга Шивы[52]

, высшая чистейшая сущность? Смотри, «Кал» значит «время», а «и» значит «течение», поэтому Кали – «течение времени». Та, благодаря которой мы можем постигать мир вокруг и ощущать ход времени. Шива же, её спутник, символизирует постоянство. Тебе это понятно?

Пай куда-то подевался, а я иду вслед за дедушкой Байроном обратно на кухню. Там он снова берёт в руки маску и мечтательно на неё смотрит.

Я не уверен, что действительно целиком и полностью понял, о чём он, но всё равно киваю. Так здорово снова слушать дедушку! Он улыбается мне, демонстрируя блестящий золотой зуб.

– Ты умный мальчик, сынок. Слишком многие в таком возрасте ничего не знают о своих корнях, – он делает глоток из большой кружки, опираясь на столешницу. – Забудешь о прошлом – не увидишь и будущего, я всегда говорю об этом Паю.

– Это масала-чай? – спрашиваю я. Я подошёл чуть ближе к дедушке Байрону и делаю вид, что хочу понюхать напиток в его кружке, хотя на самом деле пытаюсь вдохнуть запах дедушки. Ничего не получается: я чувствую только слабый аромат сладкого молочного чая.

– А как же, конечно – налить тебе? – он поворачивается, чтобы достать ещё одну кружку, и тянется к кувшину. – Как чудесно, что ты любишь чай! Надеюсь скоро познакомиться с твоими родителями – как зовут твоего отца?

Мне не приходится отвечать, ведь в этот момент упомянутый отец очень вовремя заглядывает на кухню:

– Можно я покажу Алу фейерверки, папа-джи? – Пай стоит у боковой двери, его ладонь лежит на ручке.