Но далеко не всё здесь совпадало с его мечтами. Юные айа были на удивление красивы, и красота эта почти не скрывалась, — они ходили босиком, в несложных украшениях, а весь их наряд составляли набедренные повязки, как у парней, так и у девушек. Смотреть на это Вэру нравилось, а вот манеры молодежи нравились не очень. При любом удобном случае мальчишки-айа садились в кружок и обсуждали вечную тему — девчонок. Вэру порой казалось, что речь у них идет о контакте с какой-то негуманоидной формой жизни. Девчонки-айа, стоило им собраться в количестве больше одной, тоже говорили о мальчиках, — и с такой же увлеченно-недоуменной интонацией. Можно было подумать, что мальчишки живут, как минимум, в параллельном измерении. По мнению Вэру, это время куда как полезнее было бы потратить на прямое общение, — но юные айа часто самым диким образом стеснялись и избегали друг друга. Гораздо больше ему понравился обычай устраивать праздники во время гроз, впрочем, нечастых здесь, — он пока видел лишь один, и воспоминания об этом параде красоты грели его душу.
С каждым днем таинственный мир Йэннимура раскрывался перед ним, — сначала медленно, потом всё быстрее. Золотые айа, самое любимое детище Файау, были многочислены, — все Плоскости Р`Лайх были построены для них. Их населяли айа примерно лет до сорока пяти. Потом они покидали их навсегда, и жили в другой форме, и в другой реальности, так мало похожей на эту, что рассказы о ней напоминали легенды. Дети могли общаться с родителями, изменившимися и ушедшими от них, правда, нечасто. Симайа, которые присматривали за молодежью, относились к весьма уважаемой здесь профессии воспитателей.
Большую часть времени юные айа работали и учились. Они полностью содержали себя, сами, своими руками делали всё, что им нужно. Любовью они занимались не чаще обычной молодежи файа и людей, а мысли об этом, — их одежда мало что оставляла для работы воображения, — занимали их гораздо реже. Открывали её они лишь лет в пятнадцать: как и для файа, отрочество было для них лишь чистой порой познания мира. Познание любви для них было подобно взрыву, прекрасное, и, вместе с тем, мучительное. Всегда какой-то процент их молодежи, — их было не много, — не выдерживал, предпочитая буйству чувств покой смерти… на время. Файа не знали столь интенсивных переживаний. Но наивными айа отнюдь не были. Их наставники, симайа, считали, что становление души, — не в том, чтобы пользоваться одной лишь нотой добродетели, от непрерывного её употребления уже дребезжащей и фальшивящей, а в том, чтобы познать всё многообразие мира, познать весь ужас и всю мерзость зла, и возненавидеть его сознательно и навсегда.
Конечно, здесь юные айа не могли увидеть никакого зла. Что-то им показывали при обучении… а что-то они встречали сами, в особых, «тренировочных» мирах. От проблем в воспитательном процессе это, конечно, не избавило. Самой большой из них стало, как ни странно, бессмертие: в самом деле, зачем трудиться, оберегая ученика, если погибшего всё равно оживят? А смерть, пусть даже и временная, даст ему понять, как велика порой бывает цена даже ничтожной, вроде бы, ошибки…
Вэру не нравилась жестокость этой системы, но она возникла совсем не на пустом месте: уже четыре тысячи лет Йэннимур воевал с Мроо, — а те могли убить любого, кто даст им хотя бы миллионную долю шанса. Так же строилась и стратегия симайа, — никаких шансов дьяволу. Свои потери они всячески старались сократить, — но к Мроо отношение было обратное. Это плохо вязалось с любыми представлениями о чести, и лучше всех, увы, с Мроо сражались симайа, сделавшие смыслом своей жизни причинение вреда. Но одной из целей Союза Многообразий было дать каждому подходящее ему занятие и место, — и даже прирожденные убийцы могли здесь применять свои склонности, творя на самом деле добро, — точнее, защищая его. Это был совсем особый вид добра, — безжалостность ко злу. Пусть даже знакомому пока лишь по оживленным макетам, — но даже и так причина «воскрешения» сама по себе была обычно очень даже болезненной. Но и между смертью и воскрешением сознание юных айа не отключалось, — и там их ждали миры, ещё более странные…
Анмай охотно расспросил бы об этом живущих здесь айа, — они относились к нему дружелюбно, — но, кроме Аютии, он не мог, поначалу, ни с кем общаться. Языка айа он не знал, а обучиться ему оказалось очень трудно, — главным в нем была не простота, а точность выражения мысли.