Когда они добежали до скрытых в лесу зданий, там на праздник, — кажется, просто в честь грозы, — собралась уже вся молодежь селения и дети, — они тащили огромные охапки причудливых, ослепительно ярких цветов. Парни и девушки плели из них венки и надевали их друг на друга.
Анмай подумал, что его пригласили лишь посмотреть на это, действительно красивое, зрелище, — но Аютия без всяких колебаний втянула его в общую кучу, и нахлобучила на голову венок. Когда неукрашенных не осталось, пары, чинно взявшись за руки, пошли по широкой улице, стиснутой в ущелье высоченными каменными зданиями и ещё более высокими деревьями. Деревья трещали под порывами шквала, в небесах стремительно неслись разорванные темные тучи, сверху с ревом рушился горячий ливень, — а юные айа смеялись, размешивая босыми ногами жирную грязь, ухитряясь не терять удивительного, естественного изящества движений.
Когда они вышли на площадь, начались танцы, — сначала танцевали девушки внутри широкого круга парней, потом юные айа разбились на пары. Все они двигались на удивление согласованно, словно единое живое существо, — ни одного неверного движения, и от красоты увиденного Анмай невольно приоткрыл рот. Ему показался диковатым этот танец под дождем, под сверкание молний и бешеные порывы ветра, несущего тучи водяной пыли среди угрюмых серых стен каменных громадин. Здесь все были красивы, они смеялись, отбрасывая с глаз длинные мокрые волосы, — а из-за стволов, с откосов наклонных глухих стен на них с восхищением смотрели дети, — тоже в венках из цветов. В их желании стать столь же красивыми, собственно, и состоял смысл праздника.
Аютия улыбалась, держа его за руки. Пары кружились, — и в их движениях была страшноватая грация.
Отвесные края пропасти, укрепленные сталью, уходили вниз, насколько хватал глаз. Дальний край, — до него было всего метров пятьдесят, — мчался мимо них с огромной скоростью.
Расщелину между ними заполняло силовое поле, мешая столкновениям циклопических плит. Оно гигантским невидимым валом выпучивалось вверх, и лишь с помощью симайа их дети могли попасть с одной плиты на другую. Анмай уже знал, что плиты-плоты вращаются быстрее орбитальной скорости, так что к земле его прижимала центробежная сила, а не естественное тяготение. Айа знали также, что к центру их мира плоты становились всё меньше, а разница в их скорости — больше. У внешнего края размер каменных квадратов достигал тысячи миль. Здесь они были куда меньше, и он с Аютией после нескольких часов быстрой, безостановочной ходьбы, — юные айа не знали никакого транспорта, кроме своих неутомимых босых ног, — достиг ближайшего разделительного рва.
Анмай откинулся на силовое поле, чувствуя его несокрушимую упругость, и посмотрел на девушку. Уже больше месяца они жили вместе. Если он не сбился, до гибели Эрайа оставалось всего восемьдесят дней. Но, похоже, никого, кроме него, это не волновало, и даже его самого, — всё меньше. Хотя Аютия и относилась к нему, как к старшему брату, её любовь была совсем не братской. Вместе с ней думать вообще было невозможно, — разве что потом, когда сил не оставалось уже никаких, и хотелось лишь без конца лежать, вытянувшись. Даже случайный взгляд на какую-нибудь совершенно невинную часть Аютии, — например, на её голую лодыжку, — сбивал его мысли в неприличном направлении, а уж её губы окончательно лишали его возможности соображать. Потом они ели, купались, бродили в окрестностях селения, болтали обо всем, — и так день за днем. Порой Аютия сосредоточенно и подолгу что-то рисовала, усмехаясь неизвестно чему, и не показывая ему рисунков. Анмай быстро привык к здешней жизни, — привык без смущения смотреть на красоту золотых айа, привык видеть каждое утро рядом иное лицо, не похожее на лицо Хьютай… Казалось, что он вернулся в свое детство, — точнее, в мечты о том, каким оно могло быть…
Порой он мог провести целый день на пригорке над детской площадкой, — на детей золотых айа можно было смотреть бесконечно. Анмай знал, что это, — самое прекрасное зрелище, какое только может быть во Вселенной. Если бы он родился здесь…