— Да. Хотя и не без труда. Для меня чувственная любовь, — лишь наслаждение… а для вас, — зеркало всех ваших чувств, основа души? Вы стараетесь быть чище… ну, не знаю… ближе к природе? Более естественными? Впрочем, у вас ведь мало иных развлечений… во всяком случае, меньше, чем у нас, файа.
— Для нас смысл жизни — это продолжение рода… — Аютия усмехнулась, — в том смысле, что наши дети должны быть лучше нас… по крайней мере, мы стараемся вырастить их такими. Этого достаточно? Уверяю тебя, наша культура не менее богата, чем у вас, просто она повернута к тому, что для нас действительно важно. У нас нет никаких уз для влюбленной пары, — лишь те, что они наложат на себя сами. Каждый старается найти для себя самую лучшую, самую красивую половину, — и у самых красивых айа, естественно, гораздо больше детей. Но наша девушка может избрать парня, отвергнутого другими, — из желания утешить его… и поставить вровень с собой. Это величайшее из доступных нам удовольствий, — помогать кому-либо, делать его лучше, — потому, что, в конечном счете, ты делаешь лучше и себя самого. Так мы приучаемся любить, — сначала тех, кого избрали, потом, — весь необъятный мир живых созданий, — любить так же, как наших любимых. Это тяжело… но здесь, в начале, мы хотя бы можем выделить тех, кто старается, и дать власть изменять мир им, а не ублюдкам, — синие глаза Аютии гневно потемнели, и Анмай вдруг понял, кем станет она, когда станет взрослой. — А вы, файа — не такие. Для вас главное, — ваша стая, прайд, вид… пойти дальше вы не в состоянии.
Анмай смутился. Она улыбнулась.
— Извини. В общем… ты прав. Наш мир действительно искусственно ограничен, — затем, чтобы мы занимались, в основном, своими детьми. Впрочем, всё, что я тебе рассказала, — это новое. Знание прошлого утрачено, оно ушло вместе со временем, которому служило.
Аютия задумалась.
— Нам трудно понять наших предков. Ведь на самом деле мы совершенно не знаем их жизни. Легенды… что легенды? Они, по сути, наши собственные мечты. Мы все хотим чистого счастья, и мечтаем о том, другом мире, где оно обитает. Но где этот мир? В будущем? Но ведь мы уже в будущем, — в нашем настоящем, — тут нет ничего, кроме машин, квантовых бездн, и бездн Вселенной. Тут, в конечном счете, нет места хрупкому любящему телу. Наше будущее, — мир симайа, которые, в лучшем случае, будут помнить, что когда-то они были живыми. В прошлом? Но в прошлом мы жили хуже, чем сейчас. Там меньше возможностей. Там просто скучно. Но в самом начале нашей истории мы видим нечто удивительное, — чистоту отношений, ещё не замутненную ничем.
Конечно, мы не можем увидеть прошлое. Оно может жить только в наших мечтах. Его нельзя вернуть. Но можно попытаться… и Йэннимур, — воплощение такой мечты. Практически это было… довольно сложно… и разве это можно назвать возрождением прошлого? На самом деле мы ведь не хотим дикой жизни. Мы думаем, что живем в мире, где техническое могущество и безопасность будущего сочетаются с простотой отношений и ясностью прошлого, с его чистотой и яростью чувств. Но ведь так не может быть! Это лишь идеал, к которому мы должны стремиться, и который так же недостижим, как… как любая истинная мечта. Но кем бы мы были без такой мечты? Если бы не мечтали о… недостижимом? Раз наши мечты могут жить только в нашей душе, то она должна соответствовать им. Только так наши мечты смогут стать реальностью — если мы сами станем теми, о ком мечтаем. Правильно?
Анмай молча склонил голову. Всё же, самое первое его впечатление о золотых айа, — лучшие из всех, — оказалось верным. Но он опять узнал слишком много…
— Мне надо подумать, — сказал он. — Надеюсь, ты позволишь мне побыть одному?
Она вспыхнула и отвернулась.
— Прости, — наконец, сказала она. — Я не твой тюремщик, и не стану держать тебя в плену, даже с помощью своего тела, — хотя и могла бы! Я знаю, что причинила тебе боль, но мне нужно было узнать, понять тебя… и ты знаешь, как бывает, когда парень и девушка нравятся друг другу, — это естественно, и в этом нет ничего постыдного. Но я не хочу вставать между тобой и твоей любимой. Если скажешь, я никогда больше не попадусь тебе на глаза.
Вечером, когда Анмай уже лежал в своем гамаке, его настиг неожиданный приступ тоски. Собственно, вечера не было, — просто наползли тяжелые тучи, стемнело, и пошел дождь, углубляя и без того мрачное настроение.
Хьютай, что я наделал! Я дал себя соблазнить без малейшего сопротивления, и даже с радостью. А ведь я по-прежнему люблю тебя, а не её!
Анмай нахмурился. А так ли это? Нужна ли ему Хьютай, или просто кто-то, дающий утешение? Он испугался, поняв, что просто не может решить это. Впрочем, думать о собственной участи было не веселее. Он слишком хорошо знал, что даже самые добрые намерения легко могут обернуться злом. А он совершенно беззащитен, растерян, испуган, и в руках симайа, — он лишь игрушка. Интуиция говорила ему, что ждать хорошего не стоит.
В хижине стало темнее. Обернувшись, он увидел в проеме гибкий силуэт Аютии.
— Анмай? — спросила она.
— Я здесь.
— Иди сюда.