Путешествия англичанина по России, Крыму, Кавказу и Грузии в XIX веке

Генерал Ермолов посетил мирзу Шафи, которому на тот момент было около восьмидесяти лет, в течение более сорока из них он исполнял обязанности великого визиря, занимая этот пост при трех правителях. По словам Коцебу, это маленький человек, чей голос слаб и глух, казался бодрым и энергичным. Несмотря на то что он был перегружен делами, министр заверил сотрудников посольства, что при нынешнем шахе его должность не так уж важна и его старость не была обузой. Во время деспотичного правления Ага Мухаммед-шаха, он не раз подвергался наказанию и в школе невзгод усвоил уроки мудрости, которые позволили ему с равным умом поддерживать даже несправедливость и расстраивать интриги тех, кто строил коварные планы. Он считался одним из самых интересных персонажей в Персии, и о нем рассказывалось множество историй, на две из них я хочу обратить ваше внимание.

В правление Ага Мухаммед-шаха, предшественника нынешнего правителя, который был евнухом, мирза Шафи испытывал всевозможное противостояние и интриги. Несмотря на свою любовь к родине, он в разное время был на грани того, чтобы просить об отставке. Ага Мухаммед в юности стал жертвой самого постыдного обращения, направленного на то, чтобы помешать ему взойти на трон. Поставив себя во главе бесстрашной и преданной группы сподвижников, он присвоил себе суверенную власть, которую не мог сохранить иначе, как с помощью неслыханной жестокости. Эти обстоятельства породили в его душе всеобщую ненависть к роду человеческому. Иногда он верил каждому, иногда был не уверен ни в ком, даже в самом себе. Шах также страдал от пьянства и в трезвые моменты часто сожалел о приказах, отданных в пьяном угаре. Говорили, что порою он проливал горькие слезы о судьбе своих фаворитов, кого принес в жертву предыдущей ночью. Наделенный воинственным духом, часто возбужденный до ярости, государь жаждал войны и сражения. Несчастье довело его до величайших крайностей, и в конце концов та участь, какая обычно ожидает всех тиранов, жестоких и кровавых деспотов, повергла его в прах. Суровость наказания, если бы он сознавал это, была усилена тем фактом, что шах пал от рук своих собственных охранников.

Мирза Шафи ежедневно находился в кабинете шаха и был обязан писать под его диктовку. Когда тот был в плохом настроении, он всячески мучил своего министра. Однажды, забывшись, он осыпал его упреками, приказал записать их и продиктовал самые оскорбительные обвинения в его адрес. По словам невыдержанного монарха, министр был коварным человеком, который постоянно искал возможности обмануть его, не давал ему покоя, будто ему доставляло удовольствие огорчать своего правителя и мешать ему спать. Мирза Шафи спокойно писал, не позволяя потоку оскорблений вывести себя из равновесия. Взбешенный его спокойствием, шах швырнул ему в голову подушку, затем свою трубку, украшенную бриллиантами, и все остальное, что было в пределах его досягаемости. Наконец, он выстрелил в визиря из пистолета. Пуля прошла сквозь бороду и сломала министру плечевую кость. Он упал, залитый кровью, и жестокий монарх уснул. Мирза Шафи вылечился только через шесть месяцев, в течение которых не появлялся при дворе. Шах ни разу не осведомился о нем и, когда услышал о его выздоровлении, молча передал ему управление делами.

В другой раз шах приказал надеть смертельную петлю на шею визиря, но по счастливой случайности министр подарил ему экземпляр Корана, который послужил ему защитой.

«Будучи чрезвычайно богат и скуп, он не щадил усилий, чтобы приумножить свое имущество. Французы и ныне Англичане делали ему значительные подарки и чрез это успевали в делах своих. Шах еще при жизни Садр-Азама захватил часть его имения и объявил полным наследником по смерти. Шах единственную дочь его объявил супругою одного из сыновей своих. Хотя ей было не более десяти лет, но уже на другой год лишилась она своего жениха, и Шах, не теряя времени, заместил покойного другим: трудно избежать чести быть невесткой Шаха, ибо у него семьдесят сыновей».

Старый визирь проявил персидскую вежливость к генералу Ермолову, который, соблюдая все правила этикета, был обязан отплатить ему тем же. Чтобы проявить любезность, он начал с того, что выразил удивление его высоким должностям и великим добродетелям, и старик принял его ласки искренне. «Как у мужа опытного и мудрого в делах правления, я просил у него наставлений и уверял, что, руководимый им, я окажу великие услуги. В знак особой к нему привязанности я дал ему название отца и, как покорный сын, обещал ему откровенно говорить обо всем. Когда мне было невыгодно трактовать с ним, как с Верховным Визирем, я обращался к нему как к отцу; когда же надо было возражать ему или даже постращать, выказывая сыновнее почтение, я, однако, возвышал голос, как прилично было Послу».