Путешествия капитана Александра. Том 4

Теперь вспомним о другом родителе Мории, о свободолюбивом Плутосе. Неумолимое время не пощадило и Плутоса, могущественного, быстрого, ловкого, изворотливого олимпийского бога. Сколько раз спускался он с Олимпа на землю по «неотложным» делам. И то сказать, богатство богам разве надобно? Богатству этому только люди поклоняются. Вот мотался неутомимый Плутос взад-вперёд. Упивался своим могуществом. Женщин земных любил. Пил вино. Ел с собутыльниками и с подружками своими земную пищу. А нельзя богам земную пищу есть. Только нектар можно пить. Да ячмень с пшеницей есть. Хлеб то есть. Да пиво. А что другое съел – кровь олимпийская, голубая от природы, бессмертие дающая, красной, как у людей становится. Кто останется с людьми, тот и смертным станет. Хитрый Плутос понимал это, и стал он от дел отходить. Чтобы пореже на землю спускаться. Но репутацию свою божественную испортить изрядно успел уже. Да и сдавать стал. Не тот уже был. Не столь силён. Не столь быстр. Не столь умён. И кровь – не красная ещё, а и не голубая.

Стали на земле теснить Плутоса сыны человеческие. Что золото всё себе позахватывали. И с Плутосом считаться они никак не хотели. Олигархи у руля встали. Бывшие бандиты. Пираты. Лихие ковбои. Молодые. С кровью горячей. До наживы жадные. Готовые переступить через кого угодно. Через человека. Через жизнь.

Через смерть. А уж через бога, может и несуществующего, – тем более. На Мории такие же ребятки подобрались. Как боги олимпийские некогда титанов могучих потеснили, так и сейчас герои новые, из людей уже, богов олимпийских теснят. Новые Моры. Братаны, пацаны, шобла Гансова. Финансисты хоть и не талантливые, да жадные зело, да нахрапистые. Кого ж подобрать для воплощения Плутосова, чтобы Морию, девочку справную склепать? Молоденького надо взять да крепенького. Да чтоб шустрого. Да чтоб умел своего не упустить. Как подобрали? Кого? Кто Плутоса юного, богатея будущего, роль исполнил? Не знают точно ни Грегори, ни спутники Александра, недолго на Мории пробывшие времени, да и не в то время они бывали там, о котором мы говорим. Имя знаем его – Мартин, да работник фермы, говорят. Лицом миловиден и телом неслаб. Может, оно и так. Сколько в истории человечества шустрых приказчиков было, что крутыми денежными воротилами становились потом. Да и неважно это. Сделал Мартин свое дело справно, как и поручёно ему, да и не раз видать, и с того момента пропадает он из нашего поля зрения.

А момент-то какой был? Как стирала белье Хильга, наклонившись на мостике у пруда, да как преисполнилась она порывов неизбывных, так и решила задрать юбку свою, чтобы зад широкий её получше ветром прохладным обвевался да солнцем прогревался. А как упал небесный огонь на окорок взбесившейся кобылицы, так сразу и попал под затмение светила поменьше, важного зело для Хильги, под затмение Мартина-работника, чей раскалённый прут тепло давал не менее светила небесного. Ай, забавы внебрачные неутомимые! Не хуже, чем у Плутоса молодого с Неотетой юной. Так, во всяком случае, считает Грегори. Чем забавы огненнее, тем плод внебрачный в утробе крепче да упорней получается. Что скажет единственной дочери Сволота Тошнотворный (тошноту творящий), купец-ростовщик, зажавший в кулаке своём несчастных доходяг местных – фермеров, портных, сапожников, горшечников, лавочников? Стыд, позор, унизительная истина скрыта в могучих складках жира растущего живота дородной девицы. Тупая Хильга не понимает великой миссии, доверенной ей богами. Она пьёт настои, отравы, ест галлюциногенные грибы, надеясь избавиться от приплода. Но достигает только рвоты, диареи, жуткого метеоризма и бурных потоков мочи. Мартин, хватит! Не приставай к Хильге. Никаких поползновений. Прощай, Мартин. Ты больше не появишься на страницах нашего повествования. Твоя миссия выполнена. Насколько успешно, мы узнаем позже.

В зимнюю ночь, в срок отмеренный создателем, не дома, а в канаве со снегом, среди зарослей тростника, Хильга разрешилась девочкой. В крови, в рвоте, еле шевеля ватными ногами, бредёт восвояси Хильга, от бремени разрешившаяся, зажимая уши, чтобы не слышать могучего истошного крика одинокого тёплого комочка, оставшегося в ледяной канаве. Кровь стынет в жилах от этого крика и отзывается жуткой воющей сиреной в головах спящих Сволоты Тошнотворного, воров, нищих, коммерсантов, проституток и священников скромной морийской слободы. Неужели девочка замёрзнет, неужели её некрещёная душа уйдёт в сумеречный мир под сень жестокого Князя Тьмы?