Грегори рассказал нам о том, что на визг малышки пришла кабаниха, приняв её за голодного поросёнка. Кабаниха согрела ребёнка густой шерстью. Девочка нашла ротиком набухший молоком сосок. Ласково хрюкает кабаниха. Если бы кто подсмотрел эту благословенную сцену да подслушать мог, донеслось бы до него тихое хрюканье: Могггххрррия, Могггххрррия. Браво, боги престарелые олимпийские! Что за чудо-кормилица дала ребёнку мягкий сосок, полный молока? Это спустилась на землю дочь Пана, грубовато-нежная, добродушно-самоуверенная, сильная и чувственная, смелая и доверчивая, сама Апедия, кормилица Мории. «Невоспитанность» с большой буквы собственной персоной. Чтобы поддержать жизнь крошечную. Чтобы воспитывать. Невоспитанность воспитывает – чудны дела твои, Мория божественная.
Где ты, вторая кормилица? Неужели не всё учли когда-то великие боги? Время идёт, малышка растёт. Бегает на четвереньках. Не стыдится наготы. Вынюхивает коренья и грибы. Везде оставляет свои какашки. Смышлёная, ловкая и напористая, она во всем превосходит своих товарищей из племени свинячьего. От Апедии она получила силу богатырскую, недоступную нежным дщерям человеческим. Не Далилой была она, и не Деянирой, а была Самсоном в женском теле, можно и с Геркулесом сравнивать.
Где ты, где ты, вторая кормилица, что ребёночку дала бы весёлость, нрав кроткий, озорство и любовь к полу сильному?
С весенними ручьями в пойме речушки, где семейка кабанихи с приёмышем человеческим обретается, звонкий голос запел-зажурчал. То нимфа прелестная луговая, владыка рек, берегов и лесов, русалка озорная идёт, песню поёт, волосы русые гребнем из рыбной косточки руками прелестными расчёсывает. Тело прекрасное неземным сияньем светится. И песня чудная завораживает. Иди ко мне, Мория, дочь олимпийцев любимая, напейся из сосков моих молоком нежнейшим. Всё учли великие боги, хоть и стареющие. То Метэ пришла, дочь Вакха приёмная, что Опьянением любовным зовётся. Наполненная грехом сладострастия весёлого или сладострастной тягой к весёлому греху. Понятия часто равнозначные.
Бегает малышка озорная с поросятами полосатыми да ныряет в потоки весенние. Хорошо ей, неразумной, жить под присмотром двух кормилиц любящих. Проходит той жизни весенней месяцев несколько. Раздаются неподалёку звуки рожков охотничьих да лай собак озверелых. Свора гончих уже приближается. Как спрятать запах звериный от собачьих носов, чутких к разным веяньям? Кто найти хочет, извести комочек жизни неокрепший, оказывающийся во второй раз на волосок от гибели? То ли вельможи партийные, партайгеноссе разжиревшие хотят мясцом кабанихи-родственницы побаловаться, то ли недруги страны морийской и богов олимпийских престарелых, на корню хотят пресечь царицу будущую морийскую. Каждая кормилица по-своему защищает малу деточку. Кабаниха невоспитанная, огромная, неудержимая выскакивает из зарослей тростника с папоротником навстречу своре собак, истерично лающих, да раскидывает их в благородном своем негодовании, словно щенят маленьких. Раздаются выстрелы загонщиков. Бежит, бежит Апедия, уводит оголтелых охотников подальше, подальше от милого ребёночка спрятавшегося. А выстрелы догоняют и догоняют кормилицу звероподобную. Кровь застилает глаза кабанихе. Силы тают. Сердце бьёт молотом о наковальню. Подальше, подальше увести загонщиков. Падает у ног вельможного партайгеноссе пузатого, жирными складками переполняющего собственную одежду. Кукурузной едой пахнущего. Эх, не доведётся больше Непедии кукурузы поесть, как прежде, досыта. Дал бы я тебе, Апедия, кашки кукурузной. Не чужие мы. Учёные говорят, нет животного, кроме свиньи, ближе человеку по устройству организма его. Да не судьба. На охоте я. И подогнали тебя ко мне загонщики аккуратненько. Выстрел раздаётся последний. Вспышка света. И нет Апедии. Станет ли мир морийский теперь более воспитанным, более правильным? Да нет. Собрана была Невоспитанность в огромном теле Апедии. А теперь частицы её разнесутся по всей земле пылью водяной тончайшею, и каждому человеку по кусочку достанется, кусочку крошечному, да всем теперь заметному.
А что же дитятко-то малое, зарывшееся в папоротника с тростником заросли, всем тельцем от страха трясущееся и обкакавшееся не единожды? Прибегут сейчас собаки на запах звериный и разорвут в клочья царицу Мории. Но не бросила её Метэ веселая, неунывающая. Обмыла она тельце неслабенькое малышки Мории и положила в корзину из тростника, обмазанную глиной и смолою. Плывёт дитятко в корзине, несут её воды вешние навстречу славному, видать, будущему. Как часто провидение испытывает судьбу значительных личностей, остающихся в младенчестве на краю гибели и спасаемых любящими людьми в корзине, плывущей в водах бурной реки! Назовём среди них Моисея[42]
. Близнецов Ромула и Рема[43], рождённых весталкой. Саргона Древнего[44], царя Вавилона. Царя Трахана[45] из Гилгита в Гималаях. Плыви, плыви маленький Геркулес женского рода, малышка огромная, непомерная, навстречу свершениям будущим во славу страны своей.