Путевой дневник

Как и другие туристы до него, Эйнштейн нашел подтверждение своих идей о работе сионистских поселений во всем, что увидел там своими глазами. В то же время достижения местных еврейских общин произвели на него глубокое впечатление, он окончательно убедился, что это дело огромной важности, и продолжал посвящать ему значительное количество времени и энергии. В частности, его положительное впечатление о русских (в большинстве своем) переселенцах подтвердилось и еще больше усилило его прошлую симпатию к молодым евреям из Восточной Европы.

И все-таки к какой категории мы можем отнести впечатления Эйнштейна от Палестины в историографическом контексте путешествий в этот регион? Израильский историк Иешошуа Бен-Ариех (Yeshoshua Ben-Arieh) выстроил типологию различных таких представлений у людей, приезжающих на Святую землю¹⁵². Представления Эйнштейна соответствуют трем из этих категорий. Он воспринимает Палестину в некотором смысле как «библейскую землю и святые места». Однако ясно, что этот аспект был для него не столь важен. В более широком смысле он видит в этой стране «экзотическую, восточную землю» – особенно это касается Старого города в Иерусалиме и его реакции на пейзажи в пустыне и на ее обитателей. И все-таки, прежде всего, Эйнштейн воспринимает Палестину как «землю новых начинаний»

¹⁵³. Он верит в положительный эффект современного городского строительства в Тель-Авиве и в успех аграрной колонизации, способной создать «единый народ»¹⁵⁴, что только усиливает его симпатию к этим «новым евреям».

Как Эйнштейн воспринимал Палестину относительно того, что она являлась частью Леванта? Мы можем сделать следующие выводы. Хотя он видел Старый город в Иерусалиме как «восточно-экзотический»¹⁵⁵, он, кажется, воспринимает новый ишув

(не говоря об этом прямо) как нечто типично европейское. Практически все особенности ишува, которые приводят его в восторг, европейского происхождения: садовые пригороды Иерусалима, псевдоориентальные работы художников в школе «Бецалель», «близкие по духу» русские в мошавот и кибуцах, показ гимнастических упражнений, выполненных учениками школы «Герцлия», современные фабрики и оборудование в Тель-Авиве и Хайфе, и это только некоторые из них. Более того, обращаясь к вопросу, верил ли Эйнштейн, что Палестине нужно перенять европейскую культуру или слиться со своим левантийским окружением, Эйнштейн, безусловно, выступал за европеизацию страны. Ассоциации Эйнштейна в его осмыслении новой визуальной информации были явно европейскими – он сравнивал местные здания с похожими зданиями в Европе. Ясно и то, что он верил в сионистские начинания и в их огромную пользу для местного народа. Наиболее очевидное символическое воплощение этого можно увидеть в кульминационном событии всего его пребывания в Палестине, то есть в лекции на горе Скопус, месте будущего Еврейского университета Иерусалима. Теперь Сион вновь распространял западное знание.

Эйнштейн об Испании и испанцах

В отличие от представлений Эйнштейна о других странах, по которым лежал основной маршрут его путешествия, нет слов Эйнштейна, позволяющих нам понять, что он чувствовал или думал об Испании и о ее народе до того, как провел здесь три недели. Однако мы располагаем любопытным кусочком непрямого свидетельства, а именно от одного из членов его семьи. В 1920 году Эйнштейн пригласил свою приемную дочь Илзу сопровождать его в его планируемой поездке по Испании. В ответ она написала, что «постоянно поет Прекрасная Испания, далеко на юге, готовясь к нашей поездке»¹⁵⁶. Из чего мы можем заключить, что Эйнштейн в определенной степени воспринимал эту страну как далекую и экзотическую.

К тому времени, как Эйнштейн достиг Испании, он провел в путешествии больше четырех месяцев. Неудивительно, что дневниковые записи относительно испанской части всего пути становятся короче¹⁵⁷. Соответственно, мало что может показать нам его спонтанные впечатления о стране и народе¹⁵⁸

. В начале своего пребывания в Барселоне он отзывается о ее «чудесных людях». В Мадриде он описывает некоторых личностей, с которыми встречается. Нобелевский лауреат Рамон-и-Кахаль для него – «замечательный старый мыслитель»¹⁵⁹. Он отмечает, что король Альфонсо XIII «держится просто и благородно, я восхищаюсь его манерами». О королеве-матери он пишет: «Последняя демонстрирует свои научные знания. Заметно, что никто не говорит ей, что на самом деле думает»¹⁶⁰. Нигде в своем дневнике Эйнштейн не описывает испанцев как коллектив. Один лишь крошечный отрывок, намекающий на то, как он их воспринимал, касается получения им почетной нобелевской премии: «Воистину испанские речи в сопровождении бенгальских огней»¹⁶¹. Таким образом, название песни, которую Илза Эйнштейн пела, готовясь к путешествию, в которое ей так и не пришлось поехать, действительно указывало на то, что Эйнштейн воспринимал испанский народ как экзотический.