Путевой дневник

Эйнштейн также был весьма краток в своих комментариях о туристических развлечениях во время этого визита. Ясно, что он наслаждался как культурными мероприятиями, так и экскурсиями. В Барселоне он пишет: «Народные песни, танцы. Трапезная. Как это было мило!»¹⁶² Картина Эль Греко – «один из выразительнейших образов, когда-либо мной виденных». Его записи об экскурсиях скупы, но выражают искренний восторг: «Один из прекраснейших дней в моей жизни. Сияющее небо. Толедо похож на сказку». Об Эскориале он пишет: «Чудесный день»¹⁶³.

Как поездка повлияла на представление Эйнштейна о европейцах

Как встреча Эйнштейна с жителями Востока повлияла на его представление о своей собственной референтной группе, о европейцах? Мы уже видели, что в 1919 году, через несколько месяцев после окончания Первой мировой войны, Эйнштейн выразил свое отвращение к «этим ужасным европейцам»¹⁶⁴. При этом его восприятие европейцев, которых он встречает во время путешествия, попеременно становится то чрезвычайно положительным, то явно отрицательным. Я уже упоминал, как он использует слово gemütlich («уютный») почти исключительно по отношению к своим европейским друзьям и знакомым. Дом его друзей Пфистеров – «надежная гавань» в Шанхае, укрытие от пережитой китайской атаки на его чувства и желудок европейца¹⁶⁵

. И все же немедленно вслед за своей долгой поездкой по Японии он находит, что европейцы в Шанхае «ленивы, самоуверенны и пусты»¹⁶⁶. Вслед за тем, как он с восхищением описывает стоицизм беднейших обитателей сингальского квартала в Коломбо, Эйнштейн выражает свое презрение к европейцам самым резким образом: «После того как вы присмотритесь хорошенько к этим людям [сингалам], общение с европейцами едва ли доставит вам прежнее удовольствие, ведь они куда более жестоки, избалованны и выглядят настолько грубее и жаднее – в этом-то, к сожалению, и кроется их практическое превосходство, их способность получать грандиозные вещи и владеть ими»¹⁶⁷. В общем и целом, отношение Эйнштейна к европейцам явно двойственное. В дневнике он выражает как влечение к ним, так и отторжение.

Эйнштейн и колониализм

Эйнштейн посетил Среднюю и Восточную Азию в эпоху империализма. Исследования жизни Эйнштейна, однако, не касаются того, как свежо было для него колониальное прошлое самой Германии. Большая часть юности и начало молодости Эйнштейна – это время, когда Германия была колониальной державой, а именно с 1884 по 1919 год¹⁶⁸. К тому же, германская колонистская идеология отличалась от идеологий Франции и Великобритании – «немцы идентифицировали себя с предположительно порабощенным Другим»¹⁶⁹.

Во время своего визита в Гонконг Эйнштейн явно выражает свою позицию о том, как нужно управлять колонией: «У них [то есть у англичан] изумительное умение управлять. Политикой занимаются привезенные сюда темнокожие индийцы, китайцы не задействованы нигде. Для последних англичане открыли настоящий университет, чтобы привязать к себе крепче тех китайцев, которые добились успеха. Кто с ними в этом сравнится? Бедные континентальные европейцы, вы не понимаете, как националистическую оппозицию можно лишить жала с помощью толерантности»¹⁷⁰

. Это ясно показывает восторг, который Эйнштейн испытывал от того, что в его представлении можно определить как «просвещенный колониализм» и «цивилизаторскую миссию» британцев. Метод поглощения местных элит, описанный здесь, хорошо известен историкам колониализма. Элита колонии воспитывалась колониальными властями, чтобы по их требованию угнетать собственный народ¹⁷¹. В Коломбо Эйнштейн тоже произносит комплименты британскому колониальному правлению: «Англичане управляют страной безупречно, без ненужного крючкотворства. Я ни от кого не слышу о них недовольных слов»¹⁷². Интересно, что во время визита в Палестину Эйнштейн не высказывается о Британском мандате ни положительно, ни отрицательно. Однако он пишет о своем восхищении тем, что он воспринимает как «идеалистические представления о жизни» британского Верховного комиссара¹⁷³.