Седьмого октября 1808 года, во время встречи в Эрфурте, когда Наполеон сидел за столом вместе с императором Александром, королевой Вестфальской, королем Баварским, королем Вюртембергским, королем Саксонским, великим князем Константином, князем-примасом и принцем Вильгельмом Прусским, разговор зашел о Золотой булле, которая вплоть до учреждения Рейнской конфедерации служила сводом законов и правил для выборов императоров; князь-примас, чувствовавший себя в этом вопросе очень уверенно, начал вдаваться в подробности этой буллы, которую он, между прочим, отнес к 1409 году.
— По-моему, вы ошибаетесь, господин князь, — прервал его Наполеон. — Если память мне не изменяет, эта булла была провозглашена в тысяча триста пятьдесят шестом году, в царствование императора Карла Четвертого.
— Ваше величество, вы правы! — воскликнул князь-примас, напрягая свою память. — Но каким образом вы так точно запомнили дату провозглашения буллы? Если бы речь шла о какой-нибудь битве, это удивило бы меня меньше.
— Хотите ли вы, чтобы я сказал вам в чем секрет этой памяти, которая вас удивляет, господин князь? — спросил Наполеон.
— Ваше величество доставит мне этим огромное удовольствие.
— Так вот, — продолжал император, — да будет вам известно, что, когда я был младшим лейтенантом артиллерии…
Это начало вызвало столь заметное изумление и любопытство знатных гостей, что Наполеон на минуту прервал свою речь, но, видя, что вскоре все смолкли и приготовились его слушать, с улыбкой продолжал:
— Итак, повторяю, когда я имел честь быть младшим лейтенантом артиллерии, я провел три года в гарнизоне Баланса; я не очень любил общество и жил весьма уединенно. По счастливой случайности, напротив моего дома жил просвещенный и очень любезный книготорговец, предоставивший в мое распоряжение весь свой магазин. За время моего пребывания в главном городе Дрома я прочитал и перечитал два-три раза все книги, какие у него были, и из того, что было прочитано мною в тот период, я ничего не забыл, даже дату Золотой буллы.
Как мы уже сказали, Наполеон ни разу в течение своего царствования не приезжал в Баланс, но проследовал через него после своего отрешения от власти, когда его везли на остров Эльбу комиссары четырех великих держав.
Еще одно памятное событие в истории Баланса, о котором мы уже упоминали, — смерть в этом городе 20 августа 1799 года папы Пия VI. Как и у Наполеона, у него был необычайный жизненный путь, один конец которого теряется в годах безвестности, другой — в годах неволи.
Анджело Браски родился в Чезене 27 декабря 1717 года; в восемнадцать лет он покинул свой родной город, чтобы попытать счастья в Риме, — доверчивый, каким свойственно быть в таком возрасте, красивый, напичканный знаниями и с пустым кошельком. Едва прибыв в Рим, он отправился с рекомендательным письмом к другу своего отца. Тот в избитых выражениях пообещал оказать ему содействие, как это говорят всем, а как только дверь за молодым человеком закрылась, больше о нем не вспоминал.
На следующий день кардинал Руффо и покровитель юного Анджело Браски прогуливались вместе на холме Пинчо; молодой человек пересек им дорогу и поздоровался с ними.
— Что это за юноша? — поинтересовался кардинал.
— Бедняк, — ответил покровитель, — который явился в Рим, рассчитывая на Провидение, и у которого в ожидании дня, когда оно о нем вспомнит, в настоящую минуту вряд ли найдется в кармане больше одного пиастра.
На следующий день — такая же прогулка, такая же встреча и такой же поклон.
— Черт возьми! — воскликнул Руффо. — Мне любопытно было бы узнать, насколько вы ошиблись в оценке состояния этого славного молодого человека.
— Не угодно ли вашему преосвященству самолично взглянуть на дно его кошелька? — засмеялся спутник кардинала.
— Да, подзовите его! — ответил кардинал Руффо.
— Браски! — подозвал своего подопечного покровитель.
Молодой человек приблизился.
— Браски! Монсеньер кардинал Руффо желает знать, сколько денег было у вас вчера, когда мы вас встретили, и сколько их осталось сегодня?
— Я бы отказался делать такое признание любому, кто не является священником, — отвечал Браски, — ибо оно весьма похоже на исповедь; но что касается вашего преосвященства, монсеньер, это совсем другое дело. Вчера у меня был один пиастр, сегодня осталось семь паоло.
— На сколько же еще дней вам хватит этих семи паоло? — поинтересовался Руффо.
— Дня на два, монсеньер, — весело ответил Браски, — а два дня — это целая вечность.
— Но в конце концов это время пройдет, и что тогда с вами будет?
— Не знаю, монсеньер; Бог позаботится об этом.
— И вы непоколебимо в это верите? — засмеялся Руффо.
— Всей душой, — ответил Браски.
— И вы уверены, что не умрете с голоду?
— Уверен.
— В вас столько веры, что я начинаю разделять вашу убежденность, — заметил Руффо. — Пойдемте со мной.
— Я к вашим услугам, монсеньер!
Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов , Абдусалам Гусейнов , Бенедикт Барух Спиноза , Бенедикт Спиноза , Константин Станиславский , Рубен Грантович Апресян
Философия / Прочее / Учебники и пособия / Учебники / Прочая документальная литература / Зарубежная классика / Образование и наука / Словари и Энциклопедии