Однажды ночью, когда из-за какой-то шалости мне было отказано в увольнительной, которую я просил, чтобы развлечься с друзьями, и в общей казарменной спальне не было почти никого, кроме меня, из офицеров моего чина, мой сон был нарушен голосом какого-то человека, чье дыхание я ощутил на своем лице; он говорил мне на ухо:
"Дмитрий Александрович, проснитесь и следуйте за мной".
Я открыл глаза и проснулся: стоявший передо мной человек повторил призыв, с которым он обратился ко мне, когда я спал.
"Следовать за вами? — переспросил я. — И куда же?"
"Не могу вам это сказать, однако знайте, что это повеление исходит от императора".
Я содрогнулся. Повеление исходит от императора! Чего может хотеть он от меня, бедного прапорщика, из семьи благородной, но все же слишком отдаленной от царского трона, чтобы мое имя стало известно императору?
Мне вспомнилась мрачная русская пословица, родившаяся во времена Ивана Грозного: "Близ царя — близ смерти".
Но колебаться не приходилось: я вскочил с постели и оделся.
Затем я внимательно посмотрел на человека, разбудившего меня. Хотя он был закутан в меховую шубу, мне показалось, что я узнаю в нем бывшего турецкого невольника, сначала брадобрея, а затем фаворита императора.
Впрочем, рассматривал я его недолго. Продлевать это занятие, возможно, было небезопасно. Через несколько минут я произнес, прижимая на всякий случай к бедру свою шпагу:
"Я готов".
Волнение мое усилилось, когда я увидел, что мой провожатый, вместо того чтобы направиться к выходу из казармы, стал спускаться по винтовой лесенке в подвальные помещения этого огромного здания. Он сам освещал наш путь потайным фонарем.
После долгих петляний я очутился перед дверью, которая была мне совершенно незнакома.
На протяжении всего пути мы не встретили ни единой души: казалось, в здании вообще не было людей.
Правда, мне почудилось, что мимо проскользнули две или три тени, но тени эти, впрочем, были неуловимы, и они исчезли или, вернее, растаяли во мраке.
Дверь, к которой мы подошли, была закрыта; мой провожатый особым способом постучался в нее; она открылась, несомненно, приведенная в движение кем-то, кто поджидал нас по другую ее сторону.
И в самом деле, когда мы проследовали вперед, я, несмотря на потемки, отчетливо увидел человека, закрывшего эту дверь и последовавшего за нами. Мы вступили в проход, представлявший собой подземный коридор, стены которого, выложенные кирпичом, сочились сыростью.
Пройдя шагов пятьсот, мы уперлись в решетку, перегораживавшую подземный коридор.
Мой провожатый вынул из кармана ключ, открыл решетку и, едва мы прошли, закрыл ее за нашей спиной.
Мы продолжали путь.
И тут на память мне пришла легенда, говорившая, что существует подземный ход, который ведет от Красного замка к казармам павловских гренадеров.
Я понял, что мы идем по этому подземному ходу и, поскольку наш путь начался в казармах, он должен привести нас в замок.
Наконец, перед нами оказалась дверь, напоминавшая ту, через которую мы вступили в подземный ход.
Мой проводник постучал в нее тем же способом, что и раньше; дверь открылась, приведенная в движение человеком, который стоял по другую ее сторону.
Нашим глазам открылась лестница, и мы стали по ней подниматься; она вела в полуподвальные покои, но по атмосфере в них можно был понять, что мы входим в старательно натопленный дом.
Вскоре стало ясно, что дом этот имеет размеры дворца.
Наконец, все мои сомнения рассеялись: меня вели к императору, который послал отыскать меня, маленького человека, затерявшегося в самых последних рядах гвардии.
Мне вспомнился молодой прапорщик, которого он встретил на улице, подозвал к своей карете и, менее чем за четверть часа, последовательно произвел в поручики, капитаны, майоры, полковники и генералы.
Но я не мог надеяться, что император послал за мной с той же целью.
Как бы то ни было, мы подошли к последней двери, перед которой расхаживал часовой.
Мой провожатый положил мне руку на плечо и сказал: "Держитесь, сейчас вы предстанете перед императором!"
Затем он тихим голосом сказал часовому пароль.
Часовой посторонился, и мой провожатый открыл дверь, но, как мне показалось, не ключом, который вставляют в замочную скважину, а посредством какого-то секретного устройства.
Небольшого роста человек, одетый на прусский лад, в высоких сапогах, в длинной, доходящей до шпор шинели, в огромной треуголке, хотя он находился у себя в комнате, и в парадной форме, хотя было уже за полночь, обернулся, когда мы вошли.
Я узнал императора. Это было нетрудно: он через день проводил смотр нашего полка.
И я вспомнил, что как раз накануне он остановил взгляд на мне, подозвал моего капитана и, продолжая глядеть на меня, вполголоса о чем-то его расспрашивал, а затем повелительным тоном, каким отдают безоговорочные приказы, сказал что-то одному из офицеров своей свиты.
Все это лишь усиливало мое беспокойство.
"Государь, — с поклоном произнес мой провожатый, — вот тот офицер, с которым вы пожелали говорить".