Путевые впечатления. В России. Часть первая

Во время своей последней поездки по донским провинциям император выпал из дрожек и сильно поранил ногу.

Должно быть, у дрожек есть какие-то скрытые достоинства, известные только местным жителям, или же русские необычайно постоянны в своих привязанностях, если они упорно продолжают пользоваться подобным экипажем.

Один англичанин, не по своей воле воспользовов-шийся дрожками, предложил премию в тысячу фунтов стерлингов тому, кто укажет на более неудобное средство передвижения.

Премия эта еще так и не выплачена.

Будучи рабом дисциплины, которую он сам для себя установил, и желая прибыть в условленный день, Александр продолжил путь; однако из-за усталости и отсутствия мер предосторожности рана его была постоянно воспалена. Император, хотя и был primus inter pares^[17], здоровьем похвалиться никак не мог. Рожистое воспаление, не раз появлявшееся на раненой ноге, заставляло императора неделями не покидать постель и месяцами прихрамывать. Приступы меланхолии, которым он был подвержен и раньше, усилились и обострились из-за этого нового недуга.

Последнее обострение болезни случилось зимой 1824 года, во время женитьбы великого князя Михаила, в тот момент, когда Александр узнал от великого князя Константина о развитии заговора Союза благоденствия, руководителем которого ему надлежало бы быть и жертвой которого он чуть было не стал.

И в самом деле, эта последняя болезнь спасла Александра от смерти.

В 1823 году о прибытии царя было сообщено девятой дивизии, стоявшей лагерем в окрестностях Бобруйска — крепости, которая расположена на реке Березине, в Минской губернии. В состав этого военного соединения входил Саратовский полк; командовал полком Швейков-ский, один из заговорщиков. На этом и основывался весь план действий, который совместно разработали Муравьев-Апостол и Бестужев. С помощью нескольких офицеров Саратовского полка, переодетых солдатами, они захватят императора, великого князя Николая и начальника генерального штаба Дибича (того самого Дибича, который был изгнан Павлом I, потому что его лицо вызывало у солдат уныние). Однако болезнь императора привела к тому, что он не смог приехать в Бобруйск, и заговор, естественно, провалился.

Заговорщики вернулись к этому плану в 1824 году. Распространился слух, что император будет проводить смотр войск третьего корпуса первой армии возле городка Белая Церковь и что он остановится в отдельном павильоне, стоящем посреди парка Александрия, владения графини Браницкой.

Вот что предполагалось сделать.

Когда станут менять часовых, офицеры, переодетые в солдатскую форму, проникнут в спальню царя и задушат его, как в свое время поступили с Павлом I. Как только император будет мертв, Сергей Муравьев-Апостол и полковники Швейковский и Тизенгаузен (один — командир Саратовского полка, другой — Полтавского) взбунтуют войска и двинутся на Киев и Москву, где им протянут руку помощи их союзники. Из Москвы Муравьев двинется на Санкт-Петербург и там, объединившись с Северным обществом, будет затем действовать сообща с ним.

Однако император не поехал в Белую Церковь, и этот заговор провалился, как и предшествующий, причем по той же причине.

Провидение решило, что в череде цареубийств должен наступить перерыв и Александр умрет в своей постели.

Предпоследний приступ болезни, которой предстояло унести императора в могилу, произошел в Царском Селе зимой 1824–1825 годов.

Совершив прогулку по парку — как всегда, в одиночестве, ибо, более унылый и менее эгоистичный, чем Людовик XIII, он не желал, чтобы кто-нибудь скучал рядом с ним, — Александр возвратился во дворец, сильно продрогнув, и распорядился подать обед к себе в спальню. В тот же вечер у него вновь началось рожистое воспаление, еще более сильное, чем все предыдущие, сопровождавшееся лихорадкой, бредом и мозговыми явлениями. В ту же ночь императора перевезли в закрытых санях в Санкт-Петербург, и там консилиум врачей, опасаясь гангрены, принял решение ампутировать ногу. Один доктор Виллие, хирург императора, воспротивился этой крайней мере и произнес слова, которые заставляют удалиться любого врача, придерживающегося иного мнения: "Я беру на себя ответственность". И на этот раз снова, благодаря его преданности и заботам, жизнь императора была спасена.