Путевые впечатления. В России. Часть первая

— Нет, не мог. Простив ему, что он был пьян, я сказал: "Пусть это останется между нами".

— Ну, тогда другое дело, — смеясь, ответил начальник полиции.

— И так как я со своей стороны, — продолжал император, — велел собрать о нем справки в его канцелярии и полученные отзывы оказались отличными, то проследите — но пусть это останется между нами, — чтобы его продвинули по службе и наградили орденом.

Человек с пряжкой получил продвижение по службе и орден.

Однажды утром император увидел, как мимо него проезжают погребальные дроги самого бедного разряда: за ними, с непокрытой головой, шел лишь один человек.

Император обнажил голову и тоже пошел вслед за гробом. По пути он стал расспрашивать человека, который один отдавал покойному последний долг:

— Кого хоронишь?

— Кассира такого-то ведомства, государь.

— И, будучи кассиром, он умер в бедности?

— Да еще в такой, что я, его брат, хороню его на свои собственные деньги, а поскольку я и сам беден, у меня нет возможности сделать это побогаче, чем вы видите, ваше величество.

— Стало быть, твой брат был честный человек?

— Я не знал никого честнее.

— Он оставил семью?

— Жену и четверых детей.

— Твоя фамилия и твой адрес?

Служащий сообщил императору фамилию и адрес. Император записал все эти сведения в свою памятную книжку и, по-прежнему с обнаженной головой, продолжил идти за гробом.

Но поскольку люди узнали царя, то, когда погребальные дроги приблизились к мосту, за гробом уже шло две тысячи человек.

Тут император остановился и, повернувшись к тем, кто шел следом за ним, сказал:

— Братья, заместите меня.

И он вернулся в Зимний дворец.

На следующий день семья покойного получила пенсию, а его брат продвижение по службе.

Смерть императора Николая стала достойным завершением всей его жизни.

Как он умер? Отчего? Вот вопросы, встающие перед тем, кто думает об этой безвременной кончине, которую ничто не предрекало.

На эти вопросы дают два различных ответа.

Вот что говорят во всеуслышание.

После подавления восстания в Польше, после разгрома Венгрии император Николай был убежден, что ничто в Европе не может противостоять ему. Он с нетерпением ждал известий из Крыма, уверенный, что ему сообщат об уничтожении английской и французской армий. Ему доложили, что прибыл курьер. Император позвал его к себе, доверчиво улыбаясь. Курьер, падая от усталости после того, как он проехал три тысячи верст на перекладных, вручает императору депешу.

— Ну что, — спрашивает император, — мы их разгромили?

— Соблаговолите прочесть, ваше величество, — отвечает курьер.

— Победа неполная?

— Читайте, ваше величество.

— Отвечайте мне, сударь, я прочту потом.

— Государь, мы потерпели поражение.

— Где?

— На Альме.

Император, смертельно побледнев, вскочил с кресла.

— Ты лжешь! — воскликнул он.

Курьер поклонился:

— Читайте, государь.

Николай раскрыл донесение и прочел его.

Это был отчет о сражении; Меншиков ничего не скрывал. Французы и англичане победили.

Царь упал в кресло, словно подкошенный.

Через месяц пришло известие о сражении при Инкер-мане.

Человек, который прежде никогда не встречал сопротивления, испытал теперь не только сопротивление с двух сторон, но и два поражения.

Он не смог перенести двух этих разгромов. С этого времени его здоровье расстроилось, и 18 февраля 1855 года он умер, не сумев снести тяжести обрушения своего величия.

А вот что говорят вполголоса.

Действие двух этих известий и в самом деле могло бы быть столь ужасным, но богатырский организм императора устоял. И тогда Николай принял последнее решение — героическое, страшное: решение умереть.

Если бы он отступил назад, это перечеркнуло бы все тридцать лет его царствования, а если бы он пошел в этой войне дальше, была бы погублена Россия.

Но мир, который не мог заключить он сам, мог быть заключен его преемником.

И тогда Николай, путем долгих настояний, получил от своего врача, сопротивлявшегося этому целых два месяца, дозу яда, достаточно сильного, чтобы убить человека, но вместе с тем достаточно слабого, чтобы после его приема можно было бы прожить еще несколько часов.

Врач покинул Санкт-Петербург 17 февраля, имея на руках письменное заявление императора, оберегавшее его от любых обвинений.

Восемнадцатого утром император принял яд.

Приняв яд, он позвал великого князя Александра, ныне царствующего, и рассказал ему все. Тот закричал, вскочил, хотел позвать на помощь, но император удержал его таким категорическим приказом, что, будучи сыном и подданным, великий князь не посмел ослушаться своего отца и повелителя. И вот тогда император Николай объяснил ему все: и причины, и разумную необходимость своей смерти.

Молодой человек, у которого к горлу подступили рыдания, с разбитым сердцем, со слезами на глазах слушал все это, стоя на коленях, и, молитвенно сложив руки, повторял:

— Отец! Отец!

Лишь получив от безутешного сына согласие не мешать смерти идти своим ходом, император отпустил его.

Великий князь тотчас собрал всю семью и одновременно вызвал трех врачей. Почтительный сын, он был вынужден во имя сыновней любви изменить обещанию, данному им отцу.

Врачи явились слишком поздно.