Путевые впечатления. В России. Часть вторая

Иван впадает в черную меланхолию. Голос тех, кому всегда скучны мир, добро и справедливость, достигает слуха царя. Их нашептывания внушают ему недостойное подозрение. Не была ли смерть его любимой Анастасии насильственной?

Царь видел столько насильственных смертей, что он легко верит такой клевете.

Но это не все. Его уверяют, что собираются восстать бояре.

Каким образом узнавал он о том, что происходит в России? В течение четырнадцати лет он смотрел на все исключительно глазами двух своих министров.

Откуда у великого князя подобное самоуничижение или, скорее, подобное ослепление?

Он сам говорит, сам признает: Сильвестр и Адашев смогли приобрести такое влияние над ним лишь с помощью колдовства и наговоров.

В конце концов — в такое безумие никак нельзя было бы поверить, если бы не существовало этого документа, — в своем письме он обвиняет их во всех благодеяниях, какие Россия ставит ему в заслугу!

Наградой обоим министрам стала тюрьма: Сильвестр заточен в монастырь на Белом море, Адашеву велено безвыездно оставаться в Феллине. Через два месяца после получения этого приказа Адашев скончался.

Сразу же после смерти царицы Иван погружается в беспутство и преступления, подобные тем, какие окружали его в детстве. Своей собственной рукой он закалывает кинжалом боярина Оболенского, оскорбившего Басманова — одного из его фаворитов; он приказывает убить у подножия алтаря Репнина, осмелившегося укорять его; ссылает вместе с семьей Воротынского, победителя Казани; приказывает подвергнуть пытке воеводу Шереметева, наводившего ужас на тавров, и в промежутках между истязаниями сам чинит ему допрос.

"Что сделал ты со своими сокровищами?" — спрашивает он.

"Отослал их Иисусу Христу через посредничество бедняков", — отвечает ему Шереметев.

С этого времени царствование Ивана превращается в сплошное яростное безумие, в неистовую ярость, в которой, судя по усилению ее приступов, можно насчитать шесть обострений, и во время одного из этих обострений он скажет русским людям: "Я ваш Бог, как он — мой".

И действительно, если божественность власти доказывается истреблением людей, то не было другого бога, кроме Ивана Грозного.

Любой боярин, в чьих жилах течет кровь Рюриковичей, оказывается, попадая ему в руки, обезглавлен, отравлен или посажен на кол.

Их жены и дети укрываются в лесах.

На них охотятся, их преследуют верхом на лошадях, насилуют, до смерти забивают кнутом.

В лесах не слышны более рычания медведей и завывания волков. Там раздаются стоны матерей и жалобы детей.

Ивану кажется, что Новгород, покоренный его дедом, восстал против него. Он вступает в город, не встречая сопротивления, и пронзает копьем всех, кто попадается ему на пути. Он сгоняет всех, кто не смог скрыться, в обширное пространство, обнесенное палисадом, приказывает наделать прорубей во льду Волхова, велит привести на реку сотни пленников и натравливает на них голодных медведей, собак и волков, а так как пленники не могут выбраться ни на один из берегов, оцепленных солдатами, они либо оказываются растерзанными дикими зверями, либо гибнут в пучинах реки.

Затем, после этих казней, длившихся целый месяц, после того как двадцать тысяч невинных приняли в них свою смерть, Иван уходит, вполне серьезно заявив оставшимся в живых: "Молитесь за меня!"

Затем он отправляется в Тверь и в Псков и совершает там те же преступления, а вернее, те же безумства.

Москва узнает, что царь возвращается в ее стены, и Москва трепещет.

В день его прибытия население с ужасом видит, что на улицах складывают костры, устанавливая на них большие котлы, а на площадях строят виселицы.

Пятистам уже сломленным пытками боярам, принадлежащим к самым прославленным фамилиям, суждено висеть на этих виселицах и вариться в этих кипящих котлах.

Многие из них не дойдут до места казни, ибо по дороге туда их искромсают ножами московские царедворцы.

Проскрипции Мария и Суллы касались только мужчин; проскрипции Ивана Грозного затрагивают также жен и детей.

Иван велит вешать жен над дверями жилищ, и, чтобы войти в собственный дом, мужья были вынуждены рукою отстранять висящие трупы, и так вплоть до того дня, пока эти трупы сами собой не падали вниз, перегораживая порог, как прежде они перегораживали дверной проем.

Что же касается детей, то их прибивали гвоздями к скамьям, стоявшим у обеденных столов для челяди. Так что отцам и матерям приходилось видеть рядом с собой во время трапезы этих немых и недвижных гостей.

Согласитесь, что ни Фаларис, ни Калигула, ни Нерон не смогли придумать ничего подобного.

Когда на улицах накапливается слишком много трупов, а воздух наполняется зловонными испарениями так, что им нельзя дышать, обязанность очистить город возлагается на голодных собак и волков.