Столбы, увенчанные орлами, указывают, что это царское владение.
Затем мы проехали Кубенское; в это время туда входило стадо овец, которые шли сами, без пастухов; стадо принадлежало всей деревне, и каждая овца, зная свою овчарню, самостоятельно возвращалась домой.
Прежде я видел, как точно таким же образом расходилось стадо коров в Москве, и это дало мне повод сказать, что Москва не город, а большая деревня.
Мыслимо ли представить себе стадо коров, идущее без присмотра по Лондону или Парижу?
Вечером мы были в Можайске. Там нам пришлось три часа прождать лошадей. Воспользовавшись этой задержкой, мы поднялись на утес, где находятся развалины древнего кремля, и побывали в церкви святого Николая Чудотворца.
Святой изображен держащим в одной руке церковь, а в другой — меч.
Наполеон, проезжая через Можайск, дал приказ пощадить церковь.
На другой день после битвы на Москве-реке он остановился в маленькой деревушке в полульё от Можайска, а 9-го утром французам пришлось выдержать довольно жаркий бой, чтобы занять город. Когда император въехал в Можайск, его улицы еще были завалены телами убитых и раненых русских.
Очень странно, что Ларрей удивляется зрелищу, которое, должно быть, так часто представало его глазам.
Император оставался в Можайске с 9-го по 12-е. Своим жилищем он избрал (а вернее, это сделали квартирмейстеры) большой, еще не достроенный дом, без дверей, но с закрывающимися окнами.
Туда принесли несколько печей, ибо ночи уже стояли холодные.
Император занимает весь второй этаж.
Это большой белый дом, расположенный посреди площади; у него два входа, к которым поднимаются по ступенькам.
Здесь Наполеон намерен возобновить кабинетные занятия, прерванные пять дней тому назад, но три последние ночи, проведенные им в палатке, совершенно лишили его голоса, и он не в состоянии диктовать.
Он вынужден писать сам; семь секретарей, в числе которых граф Дарю, князь Нёвшательский, Меневаль и Фен, пытаются разобрать его неразборчивый почерк.
Он составляет здесь бюллетень, в котором сообщается о сражении, пишет императрице и циркулярным письмом предписывает епископам служить благодарственные молебны по всей империи.
Но главное, что удерживает Наполеона в Можайске эти три дня, — это опасение, что у него нет в достаточном количестве боеприпасов, ибо с нашей стороны во время сражения произвели девяносто одну тысячу пушечных выстрелов!
Лишь успокоенный рапортом генерала де Ларибуазьера о том, что восемьсот артиллерийских повозок достигли Смоленска, император покидает Можайск.
Только в три часа утра мы получаем лошадей и снова отправляемся в путь.
На рассвете мы проезжаем мимо Ферапонтова монастыря, который французы превратили в госпиталь и в стенах которого они проделали бойницы.
Затем следует деревня Горки, принадлежащая казне: там во время Бородинского сражения располагалась штаб-квартира Кутузова.
Между Горками и Бородиным мы пересекаем Колочу, одну из тех пяти речек, что бороздят поле битвы и все пять словно предуготовили роковую судьбу земле, по которой они текут.
В самом деле, вот их названия, перечислить которые никому до меня не приходило в голову:
Кол оч а — "Борьба", О гни к — "Огонь", Сто не ц — "Страдание", Война — "Война", Сетовка — "Стенания".
После Бородина мы сворачиваем вправо и направляемся просить пристанище — заранее, впрочем, предложенное нам — в Романцево.
Как-то раз, на одном из вечерних приемов в Петровском парке, я обмолвился в присутствии молодого офицера, прапорщика Измайловского полка Жоринова, что у меня есть намерение совершить паломничество на поле сражения у Москвы-реки.
Он тотчас же написал своему другу, гвардейскому полковнику Константину Варженевскому, живущему в прелестном доме в трех верстах от поля битвы, и сообщил ему о моих планах.
Спустя неделю я получил от г-на Варженевского письмо, в котором он предоставлял в наше распоряжение свой загородный дом, своих лошадей и коляску.
Мы приняли предложение и теперь приехали туда.
Встретили нас тем радушнее, что к моему замыслу поехать в Бородино все относились как к пустым мечтаниям и на наш визит здесь не очень рассчитывали.
Нам подали ужин, приготовленный на скорую руку, и предоставили для ночлега флигель.
Утром мы выехали со двора, расположившись в коляске полковника. Кроме того, слуга вел под уздцы двух лошадей, которыми можно было воспользоваться в тех местах, где не сумела бы проехать коляска.
Я попросил полковника приказать кучеру отвезти нас на другую сторону поля битвы, даже если для этого придется сделать крюк, так, чтобы мы подойти туда той же дорогой, что и французская армия, и увидели бы равнину с той же точки.
Кучер отвез нас к месту, находившемуся чуть впереди Колоцкого монастыря.