Пути Миритов. Холод знамений

- Мой милый Мартин, - сказала она чуть глумливо, но не без искренности, - как же ты не подумал, что королевский кинжал лежит в доступном тебе месте? Разве пришла бы я к тебе ночью, рискуя попасться, не спрятав его туда, где не найдет никто, будь он хоть самим призраком Ромена Нормандена? О, Всевышний, - вздохнула она, отступив назад и хитро прищурившись, - почему же мне по сердцу пришелся такой наивный юнец, как ты?

Сначала его бросило в ледяную дрожь – такого он не надеялся услышать даже в самом прекрасном сне, но потом нахлынул гнев горячей огненной волной. Нельзя просто стоять и слушать, нельзя дать ей уйти!

- Именем короны…

- Хватит! – отрезала она, прекратившись из смешливой девицы в злую растрепанную ведьму, и выхватила тонкий изогнутый клинок, чтобы направить его прямо в горло Мартина. – Твое последнее слово?

Пришлось отступить. Что будет теперь? Смерти Мартин не боялся, но подумал в тот момент о невозможности маленького Пауля управлять северной провинцией, о дурном здоровье матери, и потому не сказал ничего, чтобы ненароком не спровоцировать девицу Борген на отчаянный шаг. Лишь упрямо сжал губы. Игра между ними или нет, а выжить должны оба.

- Последнее слово, Мартин, - снова тонкие губы искривила ухмылка, но ведь она не убьет его, верно?

- Я люблю тебя, - выдохнул герцог Дальгор за миг до того, как она убрала кинжал, а он порывисто заключил Саманту в свои объятия.

Тонкое и хрупкое девичье тело прильнуло к нему; подумать страшно, как мало любви ей досталось в жизни! Забыв про усталость, сонливость, гнев и удивление, выкинув из головы короля с его древним кинжалом, Мартин целовал приоткрытые горячие губы Саманты, обнимал ее крепко и нежно, а потом они оба, движимые давней невысказанной страстью, взялись за руки и бросились подальше отсюда, в сторону прилеска, где не слышно приглушенных охов и стонов. Ушло кроткое целомудрие, явилось нежданно бесстыдство, а под голые спину и ноги бросилась покрытая ночной росой трава.

Саманта Борген тоже потеряла голову от чувств, захвативших их обоих в крепкие сети, и потому не стала его останавливать ни в чем. Жаль только, что случившийся между ними любовный грех, торопливый и почти лишенный нежности, не оставит после себя памяти для нее – но Мартин был уверен, что будет помнить каждую проведенную с ней минуту до конца своих дней.

Стало светать, и все закончилось, будто и не бывало: проснувшись от навалившейся на грудь легкой дремоты, он проснулся в одиночестве и едва успел одеться, чтобы вернуться к тому месту, где все началось. Саманты, конечно же, не было ни там, ни в прилеске, ни где-либо поблизости, а искать не имело смысла.

Чертов болван! Впору только схватиться за голову, проклиная себя за несдержанность последними словами – Саманта наверняка все просчитала, чтобы обмануть влюбленного дурака! Но в голову предательски прокралась вкрадчивая вопросительная мысль, отчаянно не желавшая дать Мартину покоя.

Для чего в таком случае девица Борген явилась в лагерь? Ради того, чтобы поддразнить его и снова убежать? Если да, то она не так уж и умна, рискуя попасться в руки бродивших поодаль солдат, если же нет, то ее любовь верна. Позже, возвращаясь в Эрту, Мартин не переставал думать о нелегкой судьбе Саманты Борген, и все сильнее убеждался в том, что каждый раз при встрече с ней делает правильный выбор. Вот только от сестер Эртон ему совсем не стоило уезжать, раз наглая аранийка решила продать соотечественникам Фиалам и начать с Эртвеста.

Только поделать что-либо с этим досаднейшим обстоятельством Мартин Дальгор, служивший верой и правдой западной армии, уже не имел права. Одно он знал наверняка: они обязательно еще встретятся с любимой. И лучше поздно, чем рано.

Глава 10. Камилла Моранси

Медленно приближающийся конец первого осеннего месяца не принес в королевский дворец ничего нового: пажи и фрейлины все так же чинно ходили по просторным коридорам и саду, время от времени переглядываясь и перемигиваясь, подобно отпетым заговорщикам, состояние раненого короля улучшалось. А Камилле Моранси, ее фрейлинам и камеристкам ничего иного не оставалось, кроме как отсиживаться в круглосуточно охраняемых покоях, проводя однообразные дни в неведении и тоске. После нападения на Виктора никаких других чувств молодая женщина не могла испытывать, но не переставала надеяться на милосердие судьбы.

Жизнь, ставшая в одночасье унылой и лишенной всякой радости, вяло плыла мимо больших светлых комнат, за окнами которых все чаще хмурились серые тучи. Сезон осенних ливней подкрадывался все ближе, а это означало, что совсем скоро прогулки королевы и ее фрейлин будут ограничиваться лишь посещениями зимнего сада. Милые Лилиан Аллен и Кэтрин Шелтон развлекали ее беседами, как могли, иногда по очереди садились за лютню, и Камилла ценила эти их старания, однако не переставала отчаянно желать скорейшей поимки человека, осмелившегося напасть на своего государя.