Пути Миритов. Холод знамений

- Тогда, - решительно и порывисто сказала Камилла, и ее лицо от волнения залило горячим румянцем, - начнется настоящая религиозная война. Мы не должны допустить этого ни в коем случае!

- Вы правы, сударыня. Война с Аранией и без того подтачивает страну.

- А ведь все, - прерывисто вздохнула королева и разгладила маленькую складку на светлом шелке платья, - началось с Кэйнов. Сорок или пятьдесят лет назад, вы же знаете?

- Так они все же имели отношения с аранийскими шпионами? – покачал головой Виктор, размышляя. – Мой отец, правивший в те времена, был чуть старше меня ростом и по неопытности мог отправить солдат казнить невинных людей.

Камилла ничего не сказала в ответ – уж чем-чем, а неопытностью со стороны покойного Антуана Моранси это точно не было. Попустительство или тирания, две ужасающие крайности, по вине которых прервался целый род. В книге по истории Фиалама, которую читала Камилла, еще живя в родительском доме и нося девичью фамилию Инам, написали, что очевидцы назвали кровавую гибель Кэйнов ужасающей. Закололи клинками и мечами всех членов большой семьи, от детей до стариков, и лишь одной девице, по имени Кэтрин, неведомым образом удалось ускользнуть еще до вторжения в поместье.

- Вы несогласны со мной? – вывел королеву из задумчивости мягкий голос Виктора.

- Отчасти, - откликнулась она негромко. – Мне жаль оскорбить ваши сыновние чувства, но здравомыслящий человек не мог не понимать, что отправляет одних людей убивать других. И знаете, что самое страшное?

- Что же?

- Аминан Анвар, нынешний герцог Юга, был вашему отцу лучшим другом, - еще немного и в ее голосе обязательно зазвенит гнев, но молчать она не станет! – И ему было известно о намерениях прежнего короля, однако, из-за его попустительства…

- Не стоит так предвзято судить, сударыня! – горячо возразил Виктор Моранси, готовый раскраснеться и заступаться за память недостойного отца до последнего. – Виновен в этом, к тому же, не мой отец, а мой дед и Аминан Анвар еще только родился на свет, когда случилось ужасное. Что до деда, он принял это решение сам, сам же и нес за него ответственность, исповедуясь перед священником у смертного одра.

- Значит, священник дозволил нарушить тайну исповеди? – наверное, в ее глазах сверкнули злые слезы, но теперь это абсолютно неважно. – Хорошие же нравы у консилистов!

- Вы ведь тоже консилистка, Камилла, - угрюмо напомнил начавший раздражаться горячностью супруги король. – К чему же этот неуместный спор тогда?

- Мой отец исповедует фраминизм! – о, эти беспечные необдуманные слова, срывающиеся с уст, будьте они прокляты. – Моя мать – оторианка!

- Камилла, вы…

- Я лгала, Виктор, - выдохнула она, крепко стиснув пальцы в замок. – Раз меня венчал с вами консилисткий священник, иначе и быть не могло…

- Но позвольте, выходили замуж вы за меня, а никак не за отца Бенедикта. Какое ему может быть дело до вашего вероисповедания?

- Отец Бенедикт из Силиванов, - печально ответила молодая женщина, проклиная себя мысленно за необдуманные слова, - а эти люди очень въедливые и жестокие. Я не рада, Виктор, что внук графа служит порученцем Анвару и при этом часто наведывается домой, мне неприятна настоятельная просьба кардинала и отца Бенедикта принять ко двору Джан Силиван.

- Эта женщина вам докучает? – изменившимся голосом поинтересовался король.

- Отнюдь. Но она всем своим видом дает понять, что ей не нравится во дворце, в столице, в жизни… На долю бедняжки выпало немало испытаний, - почувствовав, как слезы выступают на глазах, Камилла прерывисто вздохнула и умоляюще посмотрела на супруга. – Я готова все понять и принять, но иногда мне кажется, будто ее подослали… Простите, если мои слова кажутся вам абсурдом, но…

- Вам не за что извиняться, душа моя, - на этот раз голос Виктора звучал нежно и спокойно, он смотрел ей в глаза и слегка улыбался. – Но Силиваны всегда верно служили Фиаламу – недаром мой предок пожаловал им землю и титул.

- Да, - согласилась неохотно Камилла. – Разумеется, все мои слова звучат как каприз и страхи, нагнанные невзгодами.

- Мы с вами многое слишком пережили за этот год, - сдержанно кивнул король. – Но я боюсь, что на последнем происшествии беды не закончены, однако же это не повод выносить обвинение лично Силиванам.

- Конечно, я понимаю.

- Будьте спокойны, Камилла, - сказал Виктор, заглянув ей в глаза, как если бы был ее любимым и любящим мужчиной. – Гвардейцы и солдаты позаботятся о нашей с вами безопасности, а случись что-то нехорошее, стены тайных ходов из города спасут нас и тех, кто нам дорог. Что же до отца Бенедикта, - теперь его голос стал жестким и холодным, - он не посмеет досаждать ни вам, ни кому-либо, навязывая консилизм.

- Он мне не навязывает, - поспешно пояснила Камилла, - но если узнает Его Высокопреосвященство…

- То будет иметь дело со мной, - заверил король Фиалама твердо и решительно. – Я – не мой дальний предок, позволивший фиаламскому духовенству отправить на казнь четырех мятежниц.