Пути непроглядные

– Не слишком-то мудро вступать в бой, почти ничего не зная о враге, – заметил Гвейр.

Игре не стала спорить, только вздохнула:

– Иногда приходится идти вслепую. Может быть, когда подойдем ближе, смогу что-нибудь разглядеть.

– Обнадеживает, – хмыкнул Рольван, не желавший оставаться в стороне от разговора.

И получил в награду сердитый взгляд.

– А может быть, ты закроешь Врата своими молитвами!

– Никогда не был в них силен, – отозвался он весело. – Слишком любил вино и женщин, понимаешь ли.

Игре фыркнула:

– Вижу. Этого только слепой не увидит!

– Не ссорьтесь, – попросил Гвейр. – Сколько можно?

– Никто и не ссорится, – ответил Рольван прежде, чем она придумала очередной резкий ответ. – Ведь правда же, Волчица?

Их лошади оказались совсем рядом. Тонкий и быстрый, как змея, меч вылетел из ножен на ее поясе и оказался возле его горла так быстро, что Рольван даже не успел сообразить уклониться, как заточенное лезвие обожгло холодом его кожу.

– Еще раз назовешь меня так, – звеняще выдохнула Игре. – Еще раз!

К этим звериным огонькам в ее глазах Рольван уже почти привык. Не отводя взгляда, он медленно поднял руку и отодвинул меч.

– Я тебя понял, – сказал он.

Гвейр негромко, но смачно выругался. Игре убрала меч и резким движением послала свою кобылу вперед. Рольван потер горло и поспешил догнать ее, так, чтобы дальше ехать рядом. Замыкающим на этот раз остался Гвейр, и его недовольный взгляд еще долго буравил Рольвану спину.

Ко времени дневного привала на берегу одной из многочисленных речушек Гвейр подстрелил жирного селезня, так что обед был горячим – весьма кстати, и даже то, что мясо оказалось довольно жестким, не испортило аппетита. Позволив отдохнуть лошадям, продолжили путь и еще до заката миновали две небольших деревни, одна из которых казалась странно опустевшей, зато во второй жизнь шла своим чередом, как будто и не бывало в этих краях никаких призраков. Благополучие это казалось до того ненастоящим, что все трое вздохнули с облегчением, когда последние дома остались позади.

Когда закатное солнце огненным колесом нависло над лесом, заставляя все время щуриться и отворачивать головы, с вершины очередного холма открылся вид на обнесенную неприступной стеной монашескую обитель и дальше, на еле видный за изгибом дороги постоялый двор.

Рольван не удержался, протянул задумчиво:

– У монахов должен быть странноприимный дом.

– Нет! – в один голос откликнулись брат и сестра.

Гвейр усмехнулся и пояснил:

– На постоялом дворе лучше кормят.

– Ты просто не привык к монастырской пище. Она очень даже недурна.

– Тебя никто не держит, – сообщила Игре. – Можешь там и остаться.

Рольван улыбнулся ей.

– Кто-то же должен за вами приглядывать.

Игре негодующе втянула воздух, но Рольван уже ехал вниз по склону холма. Он знал, что ведет себя как мальчишка, но нисколько в этом не раскаивался. Задирать и злить ее было настоящим удовольствием, не требовавшим к тому же никаких усилий. А Гвейр пусть радуется, что стычки эти происходят на словах, а не на мечах. Учитывая обстоятельства их знакомства, все могло бы быть намного хуже.

Вдоволь напетлявшись по неровному склону, дорога пошла прямо. Путники подстегнули лошадей. В щели меж камней пробивались пучки сероватой травы, кое-где вырывались наружу корявые корни росших по краю деревьев. Рольван оказался впереди, Гвейр и Игре следовали теперь за ним, беседуя негромко – он прислушивался, но разбирал только отдельные слова. Их голоса, стук копыт на камнях, звон металлических частей сбруи и собственные противоречивые мысли отвлекали внимание, и лишь когда Гвейр вдруг замолчал, а лошади его и Игре прибавили шаг, Рольван оглянулся и увидел спускающихся с холма всадников.

Их было трое, слишком мало, чтобы представлять опасность, и воинственными они не казались. Но когда, очутившись на ровном месте, они пустили коней вскачь, Гвейр тут же очутился между ними и сестрой, и Рольвану ничего не оставалось, как приготовится защищать ее с другой стороны. Всадники быстро приближались. Издалека их можно было принять за господина с двумя слугами, но, оглянувшись снова, Рольван узнал в богато одетом всаднике священника в темной сутане, прикрытой коротким плащом с богатой меховой оторочкой, в криво сидящей на кудрявой голове шляпе. Его спутники, без сомнения, были простыми монахами. Оружия у них не было, если не считать хлыстов, и опасными они могли оказаться разве что для встречных собак.

Дорога не позволила бы разъехаться шестерым. Пришлось посторониться, чтобы пропустить спешащую троицу. Тот, кто ехал первым, вежливо кивнул, благодаря, и проехал было мимо. Это был невысокий плотный мужчина, до самых глаз заросший светлой курчавой бородой. Его глаза смеялись, даже когда он всего лишь приветствовал случайных путников, уступивших ему дорогу, а уголки губ приподнимались в непроизвольной улыбке. Это неодолимую веселость не узнать было невозможно. Рольван открыл и закрыл рот в полной растерянности, но в тут священник оглянулся и сомнения исчезли.

– Рольван! – восторженно закричал он в тот же самый миг, когда Рольван воскликнул:

– Одо!