В этой тишине двое мужчин шагали сквозь непримятую траву вслед за последней из Верховных дрейвов Лиандарса. Даже лошади, и те ступали осторожно, как будто опасались разбудить неведомые силы. Садившееся солнце подчеркивало тени, слепило глаза и зажигало огнем рыжие волосы Игре. Миновав внешний круг, она пересекла пустое пространство и остановилась перед каменными монолитами, охранявшими вход во внутренний круг. В этом круге ничего не было, если не считать двух поистине огромных камней посередине. Ничего, похожего на волшебные Врата.
– Тихо, – сказала Игре, хотя никто не раскрывал рта. – Они здесь. Скоро солнце будет прямо над ними, тогда мы их увидим. Тогда я их закрою. Если смогу.
– А если не сможешь? – прошептал Гвейр.
– Тогда меня утащат на ту сторону, вас убьют, а к следующему Валлю поглотят все от моря до моря, – Игре произнесла это совершенно спокойно.
Их голоса неестественно шелестели. Пустота меж камней казалась вязкой и слегка колеблющейся, словно густой овсяный кисель. Рольван почувствовал, как дрожит плечо бесстрашного Монаха и спросил:
– Мы можем тебе чем-то помочь?
– Нет. И не вздумайте подходить, что бы ни случилось.
– А разве, – он сглотнул пересохшим горлом, – разве тебе не нужны какие-то особые обряды? Не знаю… жертва?
– Может быть, предложишь себя? – он услышал, как Игре усмехнулась. – Все жертвы уже принесены, больше некуда. Сегодня мне не понадобятся обряды.
– Что тогда… – начал Гвейр, но Игре вскинула руку, и он замолчал.
Солнце, пылающий огненный шар, нависло прямо над центральными камнями. Тень между ними сгустилась, поплотнела. По краям ее образовался огненный контур, словно дверной проем из раскаленного, только вынутого из горнила железа. Еще немного, и то, что казалось тенью, превратилось в зияющий чернотой провал. Беспроглядная, с кровавым отсветом тьма клубилась в нем. Было почти невозможно отвести от нее взгляд.
Игре хрипло выкрикнула что-то на непонятном языке. Отдала брату поводья и пошла вперед, раскинув руки, как будто приветствовала своего хорошего друга, и все кричала хриплым незнакомым голосом. От этого крика у Рольвана, не понимавшего ни слова, встали дыбом волосы. Гвейр тихо шептал что-то – молитвы или проклятия, не разобрать.
Тьма всколыхнулась навстречу, когда Игре приблизилась к Вратам. Черные клочья жадными щупальцами потянулись навстречу дрейвке. Гвейр тихо ахнул. Рольван изо всех сил сжал кулаки – настолько безумным было желание кинуться к ней и оттащить подальше от опасности, а там будь что будет. Спасение всех людей показалось вдруг до смешного неважным по сравнению с жизнью одной-единственной женщины.
Игре замолчала, остановившись совсем рядом с клубящимися щупальцами. Медленно опустила руки. Время тянулось и тянулось, но ничего не происходило и уже казалось, Игре в растерянности, казалось, она проиграла. Клочья тьмы начали сгущаться вокруг нее. Гвейр выругался и бросился было вперед, но сразу остановился. Игре запела.
Не думая, что делает, Рольван выпустил поводья Монаха и шагнул к Гвейру. Остановился рядом, сжал его плечо. Солнце слепило глаза, но они все-таки смотрели, как Игре снимает с пояса нож, не прекращая петь, проводит им наискосок по своим ладоням – левую, затем правую. Как поднимает сочащиеся кровью руки, разводит их в стороны и резко смыкает.
Алая, намного ярче закатного солнца вспышка ослепила их. Когда зрение вернулось, Врат больше не было. Игре без движения лежала на траве возле двух больших камней.
Рольван ненамного отстал от Гвейра, когда тот бросился на помощь сестре, упал на колени рядом и поднял ее на руки. Голова Игре бессильно откинулась.
– Жива?! – спросил Рольван.
– Дышит, – коротко ответил Гвейр. – Без сознания. После сильного колдовства…
– Знаю, – перебил Рольван. – Руки, надо их перевязать.
Глубокие порезы на ладонях Игре кровоточили. Гвейр быстро кивнул:
– В ее сумке есть бинт, принеси. И вино, если осталось.
Рольван бегом бросился к лошадям. Те спокойно жевали траву, уже не помня о своем недавнем страхе. Пока он рылся в сумках, Гвейр поднялся и подошел, держа Игре на руках. Он позволил Рольвану промыть и перевязать ее порезы и только потом сказал негромко:
– Кажется, получилось.
– Да, – ответил Рольван. – Мне тоже кажется. Останемся здесь, пока она не очнется?
– Нет. Здесь тревожно. Поехали. Если получилось, мертвецы должны были умереть.
Рольван кивнул – он тоже чувствовал тревожность этого места.
– Тогда позволь, я подержу ее, пока ты сядешь в седло.
Гвейр нахмурился, но другого выхода не нашел и протянул Рольвану свою драгоценную ношу. Ребенок, и тот весил бы больше. Улучив момент, когда Гвейр отвернулся, Рольван наклонил голову и вдохнул запах ее волос, запах лесной травы и ветра. Сердце его ухнуло в бездонную пропасть, он с трудом устоял на ногах. Все женщины, сколько их есть в мире, не смогли бы вызвать в нем и капли подобных чувств.
– Давай, – нетерпеливо сказал Гвейр, наклоняясь с седла.