Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века

Но вот в архиве натыкаемся на ранее не опубликованные документы и видим, как много горя людям принесло это «подселение»! Как часто, оказывается, проявлялись раздражение, недовольство эвакуированным населением, вплоть до агрессии. «При вселении в дома по уплотнению отношение некоторых местных жителей было явно враждебное. Смотрели как на приехавших из другого государства, которые нарочно приехали – мешать жить», – отмечалось в документе7. Очень злое отношение. Скорее всего, это своего рода нервный срыв некоторых местных жителей, взрыв от досады. Ведь еще свежи были в памяти годы скитаний по баракам и землянкам. И вот только, казалось бы, зажили, получили теплые, частично благоустроенные комнаты, и вновь масса неудобств и стеснений.

Жилищные взаимоотношения иногда накалялись до такой степени, что инспекторы по устройству эвакуированных отмечали случаи прямого выживания с жилплощади квартирохозяевами: «Запирают на замок квартиру на целый день, заставляя живущих лезть через окно, методически травят и угрожают».

Встречаются и такие случаи, зафиксированные в документах: «Работающий мастер, орденоносец тов. Волков был вселен на 7-м участке в доме 21 кв. 31 ком. 2 к гражданке Ходовой, которая с момента въезда (с середины ноября) по настоящее время ведет травлю семьи тов. Волкова. Из-за отсутствия питания жена тов. Волкова не может кормить досыта грудного ребенка, последний плачет, происходят скандалы. Нарочно открываются форточки, расклеены окна. В результате ребенок находится в тяжелом болезненном состоянии».

«Рабочий товарищ Мардарьев вселен в дом № 14 ул. Инорса, кв. 18. Основной съемщик, гражданка Порошина, создает невыносимые условия житья, заявляет, что вы будете жить в моей квартире до 1 мая, что вы дезертиры из Ленинграда, приехавшие скрываться от войны, и т. д. В таких же условиях находятся рабочие тт. Васильев, Алексеев и еще целый ряд рабочих», – бесконечно сообщают нам докладные записки в партком завода и вышестоящие организации.

Люди, которых размещали в общежитиях, также сталкивались с бытовыми проблемами. В записке секретаря Кировского завода Дрыжева отмечается, что состояние общежитий самое скверное: «1. Грязно, у половины живущих нет матрацев, спят на досках, отсутствует кипяченая вода, нет столов, стульев, совершенно нет тумбочек. 2. Уже как месяц все не были в бане, потому что нет смены белья, мыла, полная вшивость. 3. Не было организовано питание. Горячей пищей обеспечивались один раз в сутки, ужином и завтраком не обеспечивались».

Многих эвакуированных расселяли в бараках, которые не были снабжены горячей водой, отоплением и освещением. Из воспоминаний В.А. Осипова: «После школы № 48 нас определили на постоянное жилье в шлакоблочных бараках на задах клуба строителей, где жили в основном рабочие из Средней Азии – узбеки, таджики и другие. Горячей воды не было, спали на железных двухъярусных кроватях». Большинство людей, проживающих там, не имели теплой одежды и обуви. Некоторые поэтому не выходили на работу.

«Выбора нет, направляли куда нужнее…»

У людей, эвакуированных с заводами, не стоял вопрос о поиске работы – их устраивали на производство туда, куда перебазировали их завод. Члены их семей, эвакуированные с ними, чаще всего устраивались туда же. «Оформилась на работу на завод ЧТЗ, в литейный цех. Выбора нет, направляли куда нужнее», – писала А.П. Иванова. Часть людей отправляли работать в колхоз. По воспоминаниям В.А. Молчановой: «Мама и все женщины в колхозе работали от восхода солнца до заката, и в огородах все и в поле. Мы помогали как могли маме и колхозу». Некоторые устраивались в госпиталь. З.П. Осипова в своих воспоминаниях писала: «В Челябинске я пошла работать шлифовальщицей, но по болезни пошла работать в МСЧ, в санаторий санитаркой».

Конечно, в Челябинске не было слышно выстрелов, но война каждый день давала о себе знать. «Работали без выходных дней по 12 часов, а при переходе на выходной (пересмену) по 18 часов», – вспоминал П.П. Костин. Многие блокадники свидетельствуют, что к эвакуированным на работе относились с пониманием, знали, что им пришлось пережить: «Мастер Николаев был глуховат, он очень жалел нас, ленинградских, старался всячески помогать», – рассказывала мне Изабелла Иосифовна Чучанова.

Вместе с тем многие челябинцы проявляли и раздражение, непонимание, досаду по поводу того, что для эвакуированных они должны были «подвинуться».

«Считают себя „белой костью1…»

Челябинец К.П. Беляевский вспоминает: «Многократно тиражированные в печати рассуждения о благостном радушии и гостеприимстве местных жителей явно приукрашены». Причины этого он видит, с одной стороны, в бытовой антисанитарии, грубости и некультурности местных жителей, а с другой стороны, в высокомерии и привередливости приезжих.

«Кстати сказать, понятие „эвакуированные“ для многих из местных было труднопроизносимым и часто в качестве „синонима“ использовались слова „жиды“, а в лучшем случае „москвичи“», – вспоминает К.П. Беляевский.