Всю дорогу до Варшавы мы ехали в отдельном купе первого класса, Путилин не спал.
Он был окружен целым рядом толстых фолиантов.
— «Pater noster! Qui es in Coelum», «Credo in aeternam vitam»…[1]
— бормотал великий, благороднейший сыщик.— Что это, Иван Дмитриевич, никак ты — на старости лет — за изучение латыни принялся? — спросил я в сильном изумлении.
— Спи, спи, доктор! — невозмутимо отвечал он.
Вот и гордая, пышная столица бывшего Польского Королевства. Мы приехали в Варшаву в те достопамятные дни, когда она глухо волновалась.
В роскошном номере Центрального отеля, где мы остановились, Путилин принялся спешно переодеваться.
Он облачился в безукоризненный длинный черный сюртук, надел крупный орден.
— Что значит этот парад, Иван Дмитриевич? — спросил я не без удивления.
— Я еду сейчас с визитом.
Это был настоящий дворец, замок графа Сигизмунда Ржевусского.
Немудрено, что за такими стенами аристократы Речи Посполитой чувствовали себя маленькими царьками.
В великолепной — с белыми колоннами — зале граф Ржевусский заставил очень долго ожидать себя Путилина, пославшего ему свою визитную карточку.
Наконец, послышались шаги, в зал вошел старый магнат. Не подавая руки, слегка лишь наклонив свою полуседую, гордую голову, он холодно спросил:
— Чему обязан видеть у себя пана… пана… Путилина! — Он поднес визитную карточку Путилина к самому своему носу, обидно небрежно вчитываясь в то, что на ней написано.
— Сейчас я буду иметь удовольствие объяснить пану… пану Ржевусскому цель моего визита, — ответил ему в тон «пан» Путилин.
Это простое «пана Ржевусского» вместо «пана
— Я не знаю «пана Ржевусского», я знаю графа Ржевусского, — резко проговорил он с сильным акцентом.
— Равно как я не знаю «пана Путилина», а знаю его превосходительство Путилина, начальника петербургской сыскной полиции, — насмешливо ответил ему Путилин.
— Попрошу вас ближе к цели. Что вам угодно?
— Прежде всего сесть. Не знаю, как принято в Варшаве, но у нас, в Петербурге, я это любезно предоставляю каждому из моих посетителей-гостей.
Магнат побагровел от неловкости и гнева.
— Прошу вас, — сделал он величественный жест рукой, точно феодальный герцог, принимающий своего ленного вассала.
— Изволите ли видеть, граф, возвращаясь из-за границы и очутившись в Варшаве, я случайно узнал об исчезновении вашего сына, молодого графа Болеслава Ржевусского, — начал Путилин, не сводя пристального взгляда с лица старого магната.
— Случайно? Должен сознаться, что случайность играет большую роль в вашей профессии, — саркастически прервал его граф.
— Вы правы: в деле раскрытия массы преступлений и поимки многих негодяев случай — могущественный пособник правосудию.
— Ну-с?
— Узнав об этом, я решил проверить справедливость этих слухов и с этой целью явился к вам.
— Прошу извинить меня, но… для чего?
— Для того, чтобы предложить вам свои услуги, если эти слухи справедливы.
Путилин чувствовал на своем лице острый, пронизывающий взгляд надменного магната.
— Могу я узнать, ваше превосходительство, откуда до вас донесся слух об исчезновении моего сына, графа Болеслава Ржевусского.
— Случайно, в зале первого класса вокзала до меня долетели обрывки разговора компании молодых людей, принадлежащих, по-видимому, к лучшему обществу Варшавы.
— Прошу извинить пана… pardon! генерала, но мне было бы любопытно узнать, отчего вы так заинтересованы участью пропавшего, как вы говорите, графа — моего сына.
— Если вам угодно, я скажу вам совершенно откровенно. Еще совсем недавно судьба помогла мне спасти от смертельной опасности исчезнувшего таинственным образом сына петербургского миллионера-купца Вахрушинского.
— Я знаю этот блестящий ваш розыск, — почему-то очень взволнованно проговорил старый граф.
— Тем лучше. Так вот, услышав об исчезновении вашего сына, у меня мелькнула мысль: а что если и в данном случае мы имеем дело с каким-нибудь тайным преступлением? Я поспешил приехать к вам, граф, и признаюсь, ожидал с вашей стороны более любезного и сердечного приема. Прошу вас не забывать, что я действую совершенно бескорыстно.
Старый магнат взволнованно поднялся с золоченого кресла и нервно стал ходить по залу.
Видимо, какая-то упорная, глухая борьба происходила в душе этого гордого, надменного человека. Моментами он останавливался, словно хотел подойти и что-то сказать своему непрошеному гостю, но то, что боролось в нем, противилось этому.
Путилин сидел бесстрастно спокойный, скрестив руки на груди.
Вдруг старый граф круто остановился перед Путилиным и хрипло произнес:
— Да, мой сын, мой единственный сын действительно исчез бесследно, вот уже девять дней…
— И вы не тревожитесь этим исчезновением, граф?
Горький смех, в котором зазвенели сарказм, гнев, обида, тревога, пронесся по роскошной зале замка старого магната.
— А, будь вы, кто хотите: пан-генерал, черт или святой, а я вам скажу, что я не тревожусь особенно потому, что я знаю, где находится мой сын!
Граф хрустнул пальцами.