Пыль дорог и стали звон

По мере того, как Таринор рассказывал, в его голове мелькало всё больше воспоминаний. Он действительно воевал под красным знаменем короны Одеринга, которую также называли кровавой. Возможно, оттого, что за обладание ей была развязана столь кровопролитная война. А возможно, и оттого, что, по слухам, тогдашний король и имперский наместник Альберт Эркенвальд убил этой короной свою жену, передавив ей горло за измену. Наёмник отчаянно не хотел верить этим россказням, предпочитая считать, что Мерайя Одеринг, родившая рыжих близнецов, отчаянно непохожих на короля, была просто казнена, как это обычно бывает в таких ситуациях. Будучи некоторое время телохранителем лорда Одеринга, он присутствовал на переговорах и видел короля Эркенвальда вблизи. Это был щуплый стареющий человек лет сорока, чьи чёрные волосы уже успела подёрнуть седина. Он говорил негромким сухим голосом, а когда речь заходила о его жене, голос этот наполнялся такой безграничной горечью, что не оставалось никаких сомнений в том, что некогда король действительно любил свою жену. То были переговоры накануне генеральной битвы у стен столицы. А через неделю лорд Эдвальд Одеринг отрубил этому щуплому и уже почти полностью седому человеку голову, радостно подняв её за волосы на радость ликующей толпе.

— И вот так, как гласит хроника, семь лет тому назад закончилась война Кровавой Короны.

— Да уж, наёмник, помотала тебя жизнь. — Трактирщик пригладил усы и вдруг погрустнел. — У меня брат в войну полёг. Где-то на западе битва была. И я даже не знаю, где его схоронили.

— Понимаю. — Сочувственно отозвался Таринор. — Как, говоришь, тебя звать?

— Ольфом.

Порыв ветра распахнул окно, и трактирщик бросился запирать ставни.

— Поганая нынче весна, холодная. — Проворчал он. — Дожди, да и только.

— Ольф? А полностью?

— Ну, Ольфганг, вообще. — С неохотой ответил трактирщик. — Да, ригенское имя. А брата моего Вильгельмом звали. И воевал он за Риген.

— Если думаешь, что я устрою из-за этого погром, то не волнуйся. Для меня сейчас нет ни чёрных, ни красных. Ни орлов, ни корон. Всё это в прошлом осталось.

— Слава богам. — Трактирщик провёл рукой по лбу. — Нет ничего хуже пьяных ветеранов. Уж не знаю, чего им так спьяну в голову ударяет… Как начнут выяснять, кто из них больше прошёл да поубивал, так хоть уши затыкай. А ежели поймут, что кто-то из них за другую армию воевал, тут уж жди беды. Друг другу глотки перегрызть готовы, что твои волки.

— Волки своим глотки не грызут. — Заметил наёмник. — Знаешь, Ольф, я ушёл из-под знамени Одеринга уже давно. Но с тех пор так и не решил, чем же война хуже. Тем, что убивает людей, или тем, что убивает в людях всё человеческое. А ведь человек без человечности куда хуже зверя.

— Твоя правда, наёмник. — Грустно проговорил трактирщик и отодвинул монеты наёмнику. — Не надо денег. Выпей за моего брата. Выпей за всех несчастных, кого забрала война.

Таринор взял бутылку и, перешагнув через лежащих гномов, поднялся вверх по лестнице. Откупорив «Чёрный лес», наёмник плюхнулся на кровать. Отхлебнув, он поставил бутыль на пол и задумался. А хозяин не обманул, «Лес» действительно неплох. Интересно, где он его достаёт?

Шум дождя стих. Через приоткрытое окно в комнату проходил свежий чистый прохладный ночной воздух. Серебряный диск луны мягким светом освещал комнату. Пели свою ночную песню сверчки. Наёмник засыпал…

* * *

В глаза Таринору ударил яркий свет. Утро вступило в свои права, пробуждая мир. На улице раздавались птичьи трели. Просыпались люди: крестьяне отправлялись кормить скот, стражники заступали на пост, а наёмник спускался на первый этаж таверны «Белый дуб». Он пошел было к выходу, как вдруг к нему подскочил рыжебородый гном, Агдаз, с синяком на щеке, волоча за собой мешок.

— Слушай, я насчет вчерашнего… Мы с другом перебрали, ну, и ляпнули лишнего. В общем, извиниться мы хотели, ты уж не серчай. — С этими словами гном вынул из мешка чёрный шлем.

— Вот, держи. — Агдаз дал в руки Таринору блестящий шлем. — Не знаю из чего, но материал очень крепкий! Пробовали его расплющить, котелок сделать, не получилось…

— А чего ж вы мне-то его отдаёте раз он такой чудесный? — подозрительно спросил Таринор.

— Да мы тут недавно клад нашли, кое-что сбыли, а это вот осталось. Не берёт никто… А мне мой котелок как родной. Отец подарил. Ни на что их не променяю. — С нежностью сказал гном.

Засовывая шлем в дорожную сумку, Таринор думал, что продаст его при первой возможности. На пути к двери, наёмник поймал себя на мысли, что он совершенно забыл, в какую сторону идти, пока пробирался по ночной непогоде, и решил спросить об этом у хозяина таверны. Тот объяснил ему, что после выхода нужно идти налево по дороге вдоль леса. «Деревню точно не пропустишь: воронов, кружащих над ней видно за версту» — пояснил усатый.