Пышечка

– Я… Я… Да. Было бы здорово. Отлично. – Я тут же хочу взять свои слова назад.

Это не просто дружеский жест.

Эгоистично, конечно, но мне и правда нужен спутник. А Бо, по сути, своей кандидатуры не предложил. Кроме того, если я не могу представить нас даже просто идущими вместе по коридору, то как я покажусь с ним перед всем городом?

– Ладно, заметано. Мне поискать что-нибудь подходящее под твое платье? Типа как делают на выпускной.

– Думаю, черный – беспроигрышный вариант. Можешь просто надеть костюм. Не обязательно брать напрокат смокинг.

Митч качает головой.

– Мамина идея. Она всеми руками за смокинг.

О боже. Еще и мама.

– Круто!

– Она просто в восторге от того, что ты участвуешь. Говорит, это очень смело.

Я улыбаюсь. Но, честно говоря, мне не хочется, чтобы мой поступок считали смелым. Он должен быть естественным.

•

После уроков на парковке меня находит Милли. Это вообще-то не сложно, потому что я просто стою в самом центре – в надежде, что мимо пройдет Эллен и рядом с ней никого не будет.

Сегодня Милли напоминает мятно-зеленый мячик. У нее даже рюкзак такого цвета. Волосы она собрала в хвостик и затянула бархатной резинкой – тоже мятно-зеленого цвета. Вообще, Милли – единственный человек, который до сих пор носит бархатные резинки для волос.

– Привет! – говорит она. – Знаешь, в пятницу было офигенно.

Я киваю.

– Ага.

Она сцепляет руки и перекатывается с носков на пятки.

– Я… У меня довольно религиозная семья. Если честно, очень религиозная. И мои родители… Ну, они бы не сильно обрадовались, узнав, куда я ездила. И к кому.

Плечи у меня сами собой опускаются.

– И?

– Ну, я тебе это говорю, потому что, знаешь… мне всегда казалось, что такие люди, как Ли и Дейл, – они неправильные. Ну, они вроде как живут во грехе.

Я терпеть не могу подобные фразочки. Эл называет такие выражения «Иисусов лексикон». Их зазубривают в церкви и вколачивают в голову до тех пор, пока они не перестанут резать тебе слух, так что в конце концов ты начинаешь думать, что тебя прекрасно понимают все – даже те, кто в церковь не ходит.

Милли качает головой.

– Я все не то говорю. Просто пытаюсь объяснить, что мне понравились Ли и Дейл и тогда вечером в «Убежище» мне было весело. Я все думаю об этом. Они хорошие люди. Вот бы все это понимали. – Она улыбается. – Просто хотела с тобой поделиться размышлениями.

Меня захлестывает чувство, которое не назовешь иначе, как гордостью. Я кладу руку на плечо Милли.

– Я рада.

– Юные Мисс Хрюшки! – кричат с другого конца парковки, и волшебство мгновения рассеивается. – Хрю! Хрю!

– Да пошли вы в жопу! – рявкаю я. Потом оборачиваюсь к Милли. – Извини.

Она заправляет выбившуюся прядь за ухо и отступает на шаг.

– Да пофиг. Все в порядке.

Я знала, что рано или поздно это обязательно начнется. Теперь, когда до конкурса осталось две недели, внимание всего города сосредоточено на участницах, а это не сулит нам ничего хорошего.

Милли оттягивает лямки рюкзака.

– Я тут подумала пригласить тебя, Аманду и Ханну на пижамную вечеринку. Аманда согласится точно, но, если ты откажешься, Ханна не придет. Поэтому вот… Приглашаю.

Как правило, я не хожу на подобные тусовки, если не считать ночевок у Эл. Меня ничуть не привлекает идея спать на полу у Милли в трусах и майке, учитывая, что каждые несколько часов к нам будут заглядывать с проверкой ее родители…

Однако сейчас мне не хочется ей отказывать.

– Хорошо, я приду, – отвечаю я.

•

Следующим вечером, когда я забираю маму с работы и мы вместе возвращаемся домой, она говорит, что переделала мое платье, и просит примерить его еще раз, после чего вновь отправляет переодеваться в свою комнату.

Не представляю, сколько у нее ушло времени на то, чтобы перешить вытачки, но лиф сидит просто безупречно. Чего не скажешь о юбке. Мама обещала расставить ее насколько возможно, но она все равно очень плотно обтягивает бедра. Впрочем, меня это не смущает, и чувствую я себя в ней нормально. Только мама хмурится.

– Верх классный, – говорю я. – Сидит прямо идеально.

Она касается ладонью моей спины.

– Попробуй встать чуть прямее.

Я пробую.

Мама цокает языком, и звук ее разочарования для меня – как иголки под ногти.

– Мам, все хорошо, слышишь? Мне очень нравится.

– Пышечка, оно обтягивает твои бедра, как смирительная рубашка. – Она проводит пальцем по строчке. – Но больше ткани не выпустишь, шов может разойтись.

– Мам, все хорошо. Я буду в нем всего-то минут десять.

У нее подрагивают губы.

– Что? – Я оборачиваюсь, чтобы смотреть на нее, а не на отражение в зеркале. – Просто скажи это вслух, мам. О чем бы ты ни думала.

Она отмахивается от меня и принимается убирать нитки и булавки в шкатулку на прикроватном столике.

– Я думала… Думала, ты постараешься хоть немного похудеть к конкурсу. – Она снова поворачивается ко мне. – Не пойму, ты вообще воспринимаешь его всерьез? Хоть понимаешь, что это не шутка? Я разрешила тебе участвовать, потому что ожидала какой-то ответственности.

Ее слова – как удар под дых.