Раба любви и другие киносценарии

— Хватит ждать! Пора! — глаза его были полны ненависти. — Ударить по гостиницам!.. Вокзалу!.. Порту!.. Взорвать водопровод!..

— Но в городе живут не только офицеры, — сказал человек в тужурке. — Среди беженцев женщины, дети...

— А наши дети? — закричал офицер. — Наша кровь?! Они нас не щадят!.. Кто посмеет осудить нас после этих кадров?..

Он посмотрел на человека в тужурке. Человек в тужурке внимательно смотрел на Ольгу. Они сидела, потрясенная, прислонившись к стене и глядя перед собой остановившимися глазами. Она не слышала того, что говорили, и очнулась только от наступившей тишины.

Все молча и внимательно смотрели на нее.

Ольга встала и, пошатываясь, вышла из зала.

...Ольга шла по аллее. Шла, раздавленная, глядя прямо перед собой полными слез глазами.

Из глубины аллеи вслед ей быстро шел Потоцкий. Догнал ее, крепко взял под руку.

— Ольга Николаевна, любимая моя, послушайте моего совета, — ласково сказал Потоцкий. — Уезжайте в Москву... Здесь нет милосердия и долго еще не будет... Кровь и ненависть... А в Москве — искусство... В Москве — Максаков... Вы знаете — мне тяжело говорить это вам... Но я люблю вас больше, чем это чувство в самом себе... И я счастлив... Уезжайте... Будущее сейчас там...

— Хорошо, я поеду в Москву, — сказала Ольга.

По затянутому туманом рассветному перрону шли редкие пассажиры. Ольга, Любовь Андреевна, девочки были одеты по-дорожному. Сзади носильщики несли чемоданы. У третьего вагона они остановились. Кондуктор взял билеты.

— Когда поезд отходит? — спросила Ольга.

— А кто его знает, — сказал кондуктор. — Может, через час, а может, через три.

— Но по расписанию в шесть? — сказала Ольга.

— Расписание вместе с его императорским величеством отменили, — кондуктор сплюнул. — Паровоза нет — забастовка. Пожалуйста.

Он жестом пригласил в вагон.

Ольга стала поднимать сонных девочек в вагон. Проводник прошел вдоль вагона, кликнул кого-то на втором пути. Там стоял вагон санитарного поезда, белый с красными крестами. Перед ним на скамейке — несколько офицеров, позируют фотографу. Вспышка магния.

Фотография в журнале. Офицеры на скамейке перед поездом. Подпись: «Начальствующiя лица военно-санитарнаго поѣзда передъ отправкой на фронтъ».

По коридору, открывая двери всех подряд купе, бежал взволнованный Фигель. Открыл дверь одного купе, облегченно вздохнул:

— Вот вы где!

Из купе вышел Калягин.

— В городе грандиозная демонстрация! Еле прорвался! Вызвали войска! Времени нет! Снимать надо! — зашептал взволнованный Фигель. — Как она?

Он скосил глаза в сторону купе.

Калягин замахал на него руками, знаком показал, чтобы он уходил. Фигель беззвучно повернулся и побежал по коридору назад.

Калягин стал в коридоре, прислонившись спиной к окну, и смотрел в купе, где Южаков говорил с Ольгой.

В купе сидела Ольга, забившись в угол, напротив нее сидели Любовь Андреевна и Южаков, с верхней полки свешивались вниз девочки.

— Ну вы же русская, вы добрая, — говорил Южаков дрожащим голосом. — Разве я сделал вам что-нибудь плохое? Разве я обидел вас?

Ольга устало молчала.

— Ольга Николаевна, голубчик, у нас же контракт... Это работа!.. В городе зреют беспорядки... Зреет катастрофа! Нас ждут в Париже! Как можно так все бросить?! — Южаков всхлипнул. — Вы же погибнете там! Что вы со мной делаете?..

— Ту-ру-ру-ру — тихо пропел Калягин и отвернулся к окну.

— Я хочу чаю и печенья! — крикнула старшая девочка.

— И я чаю... — подхватила вторая.

Они начали слезать со своей полки. Южаков взял младшую и посадил на колени.

— А вы, Любовь Андреевна? — обратился он к старушке. — Вы так мечтали в Париж...

— Ольга, скажи что-нибудь... — Любовь Андреевна тронул а дочь за плечо.

Ольга как-то странно, исподлобья, смотрела на нее и молчала.

— Да езжайте вы все, куда хотите! — закричал Южаков в отчаянии. — Езжайте, езжайте в свою Москву... Пейте с Максаковым морковный чай!..

Калягин обернулся и сказал взволнованно:

— Я вас понимаю, Ольга Николаевна, очень вас понимаю... То, что мы делаем, — это бездарно, это дурно... Эх, господи... Сесть бы в этот поезд... — Голос его задрожал. — Да некуда, некуда больше нам ехать, Ольга Николаевна... Обратно для нас дороги нет...

И он быстро пошел по вагону, напевая что-то.

Южаков изумленно уставился ему вслед, потом посмотрел на Ольгу.

— Ну, что ж, — сказал Южаков спокойно, — тогда другое дело.

Он подхватил на руки одну из расшалившихся девочек, и, смеясь, увертываясь от ее попыток схватить его за нос, пошел по проходу. Вторая девочка хохоча кинулась следом.

Южаков вышел из вагона, помог спуститься младшей дочери Ольги.

— Можете ехать, куда хотите! — крикнул он Ольге и пошел с девочками по перрону.

Вокзал был пуст. По перрону уходил Южаков, держа за руки резвящихся девочек.

Ольга остановилась на ступеньках одиноко стоящего на путях вагона и закричала им вслед:

— Вы лишили меня счастья! Я никогда ничего не сделаю в искусстве! Я погибла!