Они доплыли до Севильи ранним утром второго дня пути. Хасдай объяснил Зейнаб, что это типичный мавританский город с узкими извилистыми улочками, выбеленными домами с балконами, внутренними двориками, садиками и фонтанами повсюду. Он пообещал Зейнаб, что они сделают здесь остановку на обратном пути из Ифрикии.
— Зачем тебе понадобилось в Алькасабу Малику? — спрашивала Ома госпожу, когда они вдвоем сидели на палубе, дыша свежим воздухом. — Ты надеешься увидеть господина Карима?
— Нет, — отвечала Зейнаб. — Карим теперь женатый человек. К чему мне с ним встречаться? Но, возможно, нам удастся разыскать твоего Аллаэддина, моя Ома. Разве ты не хочешь выйти замуж, народить деток? Моя жизнь, хоть и спокойная, но.., ты сама понимаешь. У меня больше не будет детей. Хасдай их не желает. Я должна смириться — но ты, ты, моя Ома!.. Ты моя, и в моей власти дать тебе свободу, и я желаю тебе счастья. Что бы я делала все эти годы без тебя, моей утешительницы? Позволь мне дать тебе свободу, Ома, — я хочу видеть тебя счастливой, хочу, чтобы ты стала женою Аллаэддина-бен-Омара! Я дам за тобою богатое приданое. Самое время для тебя зажить собственной жизнью!
— Я не знаю… — отвечала Ома. — Аллаэддин и я пробыли в разлуке несколько лет, госпожа… Может, он давно женат, а второй женой ему я ни за что не стану! Кстати, не уверена, что все еще люблю его, этого чернобородого пирата… А кто станет приглядывать за тобой, хотела бы я знать? Ты никогда не держала много женской прислуги. Нас было только двое.., ну, еще Наджа и Аида. Те женщины, что убирают дом, практически невидимы… Разве не были мы счастливы?
— Я не к чему тебя не принуждаю, — сказала Зейнаб. — Но давай-ка сперва отыщем Аллаэддина-бен-Омара, а тогда будет видно, что ты чувствуешь к нему, моя Ома… Это будет нетрудно. Алькасаба Малика — невеликий город. Ну, а если ты решишь не идти за него, мы вместе вернемся в Аль-Андалус, и там я дам тебе свободу. Ты можешь тогда остаться со мною, но я буду платить тебе за твою службу, как сейчас плачу Абре. Иначе, подумай, что станется с тобою, если со мной случится беда? Ома, я хочу, чтобы ты была свободна и в безопасности. Ты ведь моя подруга, и твоя преданность столь много для меня значит…
Лежа ночью подле Хасдая и вдыхая усыпляющий запах моря, Зейнаб размышляла: искренна ли была она с Омой? Что будет, если она вновь увидит Карима? Возродится ли ее любовь? Или чувство навек умерло в ее сердце, когда он отдавал ее калифу? ..Нет, ничего не умерло, вопреки их обоюдным надеждам… Конечно, теперь он женат, и, возможно, у него есть сын, а может, и двое… А она.., она мать младшей дочери калифа, хоть и не принадлежит ему более… Она с грустью вздохнула. Она не была счастлива, хотя и не понимала, отчего. У нее было все, чего только может желать женщина: богатство, дитя, мужчина-защитник… Чего еще желать? И все же как грустно…
…Ах, зря она увязалась за Хасдаем! Она искренне полагала, что станет скучать, но лишь в пути она поняла, что вовсе не скука, а отсутствие счастья гонит ее прочь из дома.
Но ведь в Алькасабе Малике ее ничего не ждет, кроме невыносимо болезненных воспоминаний… А страсть без любви, как она давно обнаружила, — это очень горько… Но это она тщательно скрывала от Хасдая. Они не любили друг друга, хоть и стали добрыми друзьями, хоть и было им сладко в объятиях друг друга… Ему было бы больно, узнай он о глубине ее разочарования…
Наконец, однажды утром вдали показались два маяка, обозначающие вход в гавань Алькасабы Малики. Небо было безоблачным, а крики чаек, вьющихся над кораблем, были и торжествующими, и скорбными одновременно… Хасдай говорил, что город пришел в упадок после гибели правителя и его семьи, но Зейнаб показалось, что тут ровным счетом ничего не изменилось. Когда судно пришвартовали к причалу, капитан явился в каюту Хасдая, дабы лично объявить, что носилки уже поданы и он может отправляться во дворец князя.
— Подан также и оседланный конь на случай, если ваша светлость предпочтет ехать верхом, — вежливо добавил капитан.
— Но, возможно, женщинам небезопасно путешествовать по улицам в такой час? — спросил Хасдай.
— Я переговорил со слугою князя, прибывшим вместе с носилками, — отвечал капитан. — В городе спокойно, мой господин. Нет здесь ни повстанцев, ни возмутителей спокойствия. Просто жители все еще не оправились после гибели правителя и его домашних…
Хасдай понимающе кивнул:
— Тогда поеду верхом. А госпожа и ее прислужница сядут в крытые носилки.
Зейнаб и Ома, облаченные, как добропорядочные мавританки, в черные яшмаки, были препровождены самим Нази к носилкам. Когда они уселись, сакалибы вереницей сошли с палубы корабля. Они были в полном боевом обмундировании и выглядели устрашающе. Немедленно по городу распространилась весть: прибыл представитель калифа, сам Хасдай-ибн-Шапрут! Он поможет князю, и в городе вновь воцарятся мир и покой… Он приехал с личной гвардией… И разбойники, умертвившие правителя и всю его семью, вскоре будут схвачены и казнены!