Читаем Радио Мартын полностью

«Отсутствие эффектов и глубина при том – вот признак гения. У бабы в тропиках, снятой для клеенки, которую в переходе дают, есть эффекты, а глубины нет. А у “Мадонны” Рафаэля – и эффекты, и глубина. Но это все одинаково душное. Гений-хуений, мне что – мне ничего, но мне нравятся те, у кого нет этого торжества, потому что торжество – это и есть пафос, а пафос – это и есть торжество, как у Рафаэля того же и всех этих громыхающих возрожденцев итальянских. А у голландцев этого нет, ну нет – и всё тут. Где у Халса торжество? А у Вермеера? А вот глубина есть, и в этой глубине – слабая надежда на торжество, как у нас с тобой. Такая деликатная. Паршивые репродукции, тексты сухие, а такая сила в этих советских альбомах – да ведь? И ее люди чуют. И тиражи невъебенные. Так что мелочовку, но на круг Сережа с них всегда денежку на ужин имеет. Я – человек, которого кормят Халс и Рембрандт! Думал Рембрандт, возвращая отцу сына, что он будет кормить Сережу Ананасова? Весь этот его оливковый свет, сотворение мира – у него же все картины про это. Как дух над бездной носился-носился, да и выносился, бабка за дедкой, дедка за репку, а потом мышка хвостиком махнула, и вот из яйца, из мглы, мир родился. И весь этот мир раз в неделю стейк рибай из “Воронежа” дает Ананасову. Ну не только они, конечно, но по зернышку набирается, а если вдруг впаришь из дедовского набора какого-нибудь совсем карликового голландца, так, считай, уже в высшую лигу и никаких валиков. Так что благодарочка и Халсу, и свету Рембрандтову, и всем теткам, которые эти альбомы по привычке покупают, – одна мне сказала, что вырезает аккуратненько маникюрными ножницами – и на стенку в сортир на даче. Ну и карликам-голландцам.

Нет. Ты уж прости, Король Лор, этого товара сейчас навалом, рублей тридцать с каждого письма – это я тебе по дружбе дам, другие вообще не возьмут, только оптом, все вместе, за пятихатку, если в настроении. Это ведь кто купит потом? Лежать годами, место пылить. Только если какой-нибудь декоратор должен биографию зажитку создать, и то если фотографии есть. Сделают твоих теток в корсетах прабабкой какого-нибудь регионального олигарха задним числом. Или киношники для правдоподобия на муляжную стенку повесят. Так что с фотографиями лучше, а у тебя фотографий с гулькин хуй. Ты же знаешь, я своего не упущу – тут иначе нельзя, вот когда будут книги двадцатых, ты сразу ко мне беги, особенно детские – Тырсы, Лебедева, Чарушина, иллюстраторов и авторов, это мне и только мне, понял? Это мне. Обязательно! У тебя нет, кстати? У деда ничего не было такого? Да не извиняйся. Ну подумай, найдешь – отдай, мне, мне отдай. Я же своего не упущу, да. Мне это, ты понял, да? Понял? Кстати, у меня теперь тоже есть диагноз, я болен. Это новый диагноз, то есть я на переднем крае. Это, как говорит мой психотерапевт… ты не ходишь, кстати? Зря: сейчас все ходят. Денег нет? Ну, значит, поднакопи на своих звуках и свисти – я сведу. Короче, у меня болезнь века: синдром упущенной выгоды! Вот как. И фаббинг у меня есть – я даже, когда по тиндеру с какой-нибудь бабой в ресторанчике сижу, все равно в андроиде, а что делать – фаббинг против петтинга! Даром что интернет инвалидный, суверенный, а и что. Хочу быть всегда в курсе, это благородная болезнь, мы вообще как вид только благодаря этому выжили – что в курсе были, где что, что почем. Синдром упущенной выгоды, так-то вот. Всего хочется, всем завидуешь, все время как будто упускаешь. Плохо мне от этого, если честно, от слова “совсем”. Не голова, а тележка в супермаркете, и такое “а-а-а-а-а-а, что мне брать, чтобы не проебаться, а-а-а-а-а-а”. Как бы мне влюбиться, чтоб не ошибиться.

А тут прости, не надо это мне, письма твои, ну отдай мне, просто чтобы не валялось, вот тебе тысяча под расчет. Ты, кстати, понял, что сейчас двадцатые такие тоже, да? Новая неуверенность! Я поэтому собирать их начал, не только ради перепродажи, нравятся мне они, все такие радостные, тревожные. Сейчас такое тоже, да? Да нет, я про настроение, про пыльцу на пальцах.

В общем, вот тебе штука двести пятьдесят за все, не сердись. Даже у меня вон – пять ящиков, открытки, попорченные приветами из прошлого от Мани к Ване. Такие сложнее продать. Или письма, тоже их есть у меня. Их ведь сдают, когда выносят все от умирающей бабки. Это как семечки, умоляют взять в довесок. Это дедовские твои, да? А! Не только? Я слышал новость по “России”, что там то ли сгорело, то ли еще какая авария, да. А ты их скоммуниздил, поди, что ли, тихонечко? Ну ловкач! В носу унес, да? Ой, да ладно, мне-то до фонаря откуда, я если бы спрашивал, чего откуда, уже давно бы на платформе Марк труселями семейными торговал.

Да это вообще обычное дело – помню, во Владивостоке нашли тоже контейнер. Раздать адресатам сперва хотели, потом плюнули и торжественно передали в какой-то музей. В результате по дороге все это купил киношник чокнутый, ему что-то для декораций нужно было, ну а что? А для чего это еще, для бессмертия?

Перейти на страницу:

Все книги серии Классное чтение

Рецепты сотворения мира
Рецепты сотворения мира

Андрей Филимонов – писатель, поэт, журналист. В 2012 году придумал и запустил по России и Европе Передвижной поэтический фестиваль «ПлясНигде». Автор нескольких поэтических сборников и романа «Головастик и святые» (шорт-лист премий «Национальный бестселлер» и «НОС»).«Рецепты сотворения мира» – это «сказка, основанная на реальном опыте», квест в лабиринте семейной истории, петляющей от Парижа до Сибири через весь ХХ век. Члены семьи – самые обычные люди: предатели и герои, эмигранты и коммунисты, жертвы репрессий и кавалеры орденов. Дядя Вася погиб в Большом театре, юнкер Володя проиграл сражение на Перекопе, юный летчик Митя во время войны крутил на Аляске роман с американкой из племени апачей, которую звали А-36… И никто из них не рассказал о своей жизни. В лучшем случае – оставил в семейном архиве несколько писем… И главный герой романа отправляется на тот берег Леты, чтобы лично пообщаться с тенями забытых предков.

Андрей Викторович Филимонов

Современная русская и зарубежная проза
Кто не спрятался. История одной компании
Кто не спрятался. История одной компании

Яне Вагнер принес известность роман «Вонгозеро», который вошел в лонг-листы премий «НОС» и «Национальный бестселлер», был переведен на 11 языков и стал финалистом премий Prix Bob Morane и журнала Elle. Сегодня по нему снимается телесериал.Новый роман «Кто не спрятался» – это история девяти друзей, приехавших в отель на вершине снежной горы. Они знакомы целую вечность, они успешны, счастливы и готовы весело провести время. Но утром оказывается, что ледяной дождь оставил их без связи с миром. Казалось бы – такое приключение! Вот только недалеко от входа лежит одна из них, пронзенная лыжной палкой. Всё, что им остается, – зажечь свечи, разлить виски и посмотреть друг другу в глаза.Это триллер, где каждый боится только самого себя. Детектив, в котором не так уж важно, кто преступник. Психологическая драма, которая вытянула на поверхность все старые обиды.Содержит нецензурную брань.

Яна Вагнер , Яна Михайловна Вагнер

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне