Читаем Радость нашего дома. Таганок полностью

Но она не повторила, только широко раскрыла свои голубые глаза и стала смотреть на меня. Я почему-то испугался.

Тогда мама села рядом со мной и говорит:

— Ямиль) Твоя сестра жила в далеком городе. В том городе побашкирски не говорят. Потому и Оксана не умеет. Но ты ее научишь, ладно?

— Ладно, — говорю я, хотя и не совсем понимаю слова мамы.

А почему в том городе не говорят по-башкирски? А как же говорят там? Далеко ли тот город? Мне хочется хорошенько расспросить, но моя сестра вдруг подбегает к маме и прячет у нее на груди свое лицо. Может быть, она боится меня?

— Мама, скажи Оксане… я ведь ее не обижаю, я ее никогда не обижу, а, мама… — прошу я.

Мама отворачивается в сторону. Она всегда делает так, когда на ее глазах слезы.

— Идемте, дорогие гости, попьем чаю. Самовар остывает, — говорит бабушка.

Нас с Оксаной сажают рядом, на самое видное место. Я отдаю сестре свою маленькую чашечку:

— Бери насовсем, Оксана! Я не возьму ее у тебя обратно!

Что ж, если так сказал — никогда и не возьму. Дедушка Мансур уже услышал о приезде мамы и Оксаны, он пришел к нам вместе с бабушкой Фархунисой.

— Если шестилетний приезжает с дороги, шестидесятилетний должен прийти повидаться с ним: так учили нас старики, — говорит с порога дедушка Мансур.

Вскоре приходят еще гости — дядя Шагит, Сагида и другие. В этот день в гости к нам приходили все люди с нашей улицы. Они брали Оксану за руки, ласкали ее.

— Вот и у Ямиля теперь есть сестра. Какое красивое дитя! — говорит наша соседка, тетя Мишшкей. — Пусть будет здорова и счастлива.

Тетя Минликей дает нам обоим по горсти сушеной черемухи. Таскира, дочь деда Бадамши, приносит Оксане магазинную куколку в платьице и с платочком на голове. Оксане очень нравится эта кукла. Она учит ее ходить и прыгать.

До самого вечера все приходят люди. Когда в доме много народу, мне всегда очень весело. Вам, наверно, тоже?

Потом гости разошлись. Я сижу на коленях у мамы, а бабушка расчесывает Оксане волосы.

— Волосы у дочки стали жесткими, надо завтра баню истопить, говорит бабушка.

Мне хочется поговорить с Оксаной. Но как это сделать, если она все равно не понимает моих слов! Почему она не понимает? Раньше не было сестры, а теперь она есть, но с ней нельзя даже поговорить…

— Ямиль… — вдруг говорит Оксана. Я даже пугаюсь в первую минуту.

— Ямиль… — немного подумав, повторяет моя сестра. Как хорошо, как красиво она говорит!

Я спрыгиваю с маминых колен и беру Оксану за руки.

— Скажи еще! Скажи! — прошу я. Она улыбается мне, но молчит.

— И птица учится петь постепенно. Оксана тоже научится говорить, дитя мое, — успокаивает меня бабушка.

На дворе темнеет. Оксане уже хочется спать. Мама составляет стулья и стелет ей постель.

— Сегодня уж поспит так, а завтра мы внесем ей кроватку, — говорит бабушка.

Оксана ложится и сразу засыпает. Я сажусь около и все смотрю на свою сестричку. Потом кладу голову на краешек ее подушки и тоже засыпаю. Сквозь сон я слышу, как мама осторожно раздевает меня и укладывает в постель.

ОКСАНА ПУГАЕТСЯ

Бабушка давно уже уехала к себе в Тимертау. Мы живем втроем: я, мама и Оксана. Мама целый день работает возле колхозного амбара очищает семенную пшеницу. Когда настанет весна, эту пшеницу посеют. В прошлом году мы с ребятами ездили па ближнее поле и видели, как сеют пшеницу. В одну сеялку запрягают двух лошадей, а если пускают трактор, он тащит сразу несколько сеялок. Вот какой сильный трактор! Мы это сами видели.

Мама приходит среди дня, чтобы сварить обед и покормить нас с Оксаной. Она всегда очень торопится и, как только мы поедим, опять уходит. Мы с сестрой остаемся одни и тоже начинаем работать подметаем пол, моем чашки…

Оксана теперь уже привыкла ко мне и даже немного научилась со мной разговаривать. А вначале нам было очень трудно понимать друг друга. Я каждый день учу Оксану говорить по-башкирски. Она показывает на какуюнибудь вещь и спрашивает:

— Что это? Как называется?

И сейчас уже многое знает сама.

Оксана познакомилась с Фаритом, Маратом и Фаги-мой. Мы вместе катались на санках. Теперь уже с каждым днем становится теплее. Недавно наши матери праздновали свой праздник — Восьмое марта. Скоро придет весна.

Иногда мама оставляет нас у Марата и Фагимы. Мы вместе играем в «жмурки», бегаем по комнате, прыгаем прямо с печки на пол.

— Потише бегайте! Что вы стучите, как будто у вас пятки каменные! — говорит нам бабушка Марата.

Она не похожа на нашу бабушку и очень не любит, когда шумят. Может быть, у нее болит голова?

Оксана и Фагима назвались подругами. Так и должно быть, ведь в прошлом году мы с Маратом тоже дали друг другу обещание дружить. Теперь мы с Маратом взяли сестричек за руки и три раза спросили:

— Подруга ли?

И каждая из них три раза ответила:

— Подруга!

На нашей улице все девочки и мальчики делают так, когда хотят подружиться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман