Читаем Радость нашего дома. Таганок полностью

Оксана увидела Фагиму и громко рассмеялась. Каждый радуется, когда приходит друг.

В обеих руках у Фагимы по бумажной галке. Одну она сует мне, другую — Оксане и быстро-быстро говорит, сально картавя:

— Малат всем четвелым сделал четыле галки. Когда птички полетят, будет здолово весело!

Фагиме уже шестой год, а она все еще картавит. Даже взрослые удивляются этому.

— Смотлите! — кричит Фагима и пускает Оксапину галку.

Бумажная птица вспархивает вверх и плавно летит. Фагима прыгает, а Оксана даже в ладоши хлопает от радости.

Я отдаю Оксане свою галку. Сестра моя взбирается на бревна и, размахнувшись, бросает птицу вверх. Бумажная галка переворачивается в воздухе и неожиданно опускается прямо на гусенка, который греется на камешке. От испуга гусенок падает на землю. Я не успеваю понять, что случилось, как Оксана уже бросается к гусенку и, присев на корточки, протягивает к нему руки.

— Ой, маленький, он ушиб ножку! — говорит она.

В это время сердитый гусак, громко шипя, налетает па Оксану, размахивая крыльями, бьет ее по спине и валит на землю. Сестра моя громко кричит. Фагима плачет. Я бросаюсь к гусаку и хватаю его за крыло. Гусак больно кусает меня за локоть. Крыло вырывается у меня из рук; сердитый гусак, разлетевшись, бьет меня обоими крыльями. Я падаю и вижу близко от себя мутные, злые глаза гуся. Больше я уже ничего не вижу и не слышу, обеими руками закрываю лицо и, свернувшись калачиком, прижимаюсь к земле. Я не кричу и не плачу. У меня нет привычки плакать, когда мне очень больно. Я крепко стискиваю зубы, а гусь щиплет и рвет меня.

Кто-то поднимает меня и ставит на ноги. Я открываю одил глаз и вижу дедушку Мансура. Вокруг него бегают Марат, Фарит и Фагима, а Оксана все еще сидит на земле и громко плачет. Я знаю — она жалеет меня.

— Открой-ка, сыночек, оба глаза, — говорит мне дедушка Мансур. Вот вражья птица! Чуть не погубила ребенка.

От этих слов и еще оттого, что моя зеленая рубашка разорвапа в клочья, мне хочется плакать.

— Сколько я говорил Кюнбике — не гусак это, а зверь… У ребенка могло сердце лопнуть…

Голос у дедушки Мансура такой ласковый, что мне хочется крепкокрепко обнять его. А Марат стоит рядом и презрительно улыбается:

— Один раз меня укусила бешеная собака, и то сердце не лопнуло. Если б ваш гусь напал на меня, я бы оторвал ему голову.

— Отолвал бы! Сам даже петуха боишься! — кричит брату Фагима.

— А ты не вмешивайся в разговор старших. Иди играй в куклы, обрывает ее Марат.

— Фагима говорит правду — ты хвастун, — храбро заявляет Фарит.

Марат быстро поворачивается к нему, и я вижу, что кулаки его сжимаются:

— Я, да?

— Ты!

— Эй вы, осенние петушки! Киш! Киш! — разъединяет их дедушка Мансур. — Играйте мирно. И тебе, дочь моя Оксана, хватит уже плакать. Сейчас придет с поля мама.

Дедушка Мансур идет к воротам.

— Не ссорьтесь, дети! — добавляет он, оглядываясь на пас. — Ведь завтра первомайский праздник. Это праздник дружбы!

ЯБЛОНЬКИ В ЧЕСТЬ ПОБЕДЫ

Завтра Май! Мы сразу забываем свои неприятности, и, взявшись за руки, все пятеро кружимся и кричим:

— Завтра Май! Завтра Май! Завтра Май!

— Тетя Таскиля возьмет меня с собой па плаздник, — говорит Фагима.

— А мы пойдем сами, мама нас отпустит! Мы будем нести красные флаги! — радуется Оксана.

— Давайте пойдем все вместе! Все пятеро… нет, шестеро! Пусть пойдет и мой братишка Заман, — предлагает Фарит.

Наш друг Фарит любит ходить со всеми вместе и не старается чемнибудь выделиться, как Марат.

— А кто же будет у нас за главного? — спрашиваем мы друг друга. За бригадира или звеповода, хоть понарошку?

— Не понарошку, а на самом деле. И не звеноводом, а вожатым называется в отряде самый главный. Эх вы, детишки! Этого-то не знаете! — гордо заявляет Марат.

«Детишки»! Этим словом он хочет напомнить нам, что ему исполнилось восемь лет.

А Фагима и Оксапа не обращают на это внимания.

— Пусть вожатым будет Фарит! — говорят обе подружки.

Марат обижается, а я молчу.

— Ребята! Давайте тянуть жребий, — предлагает Фарит, — кто вытяпет, тот и будет вожатым.

Жребий так жребий! С этим согласен и Марат.

— Только как же Заман? Ведь и он может вытянуть жребий!

— Заман мпе братишка, — заявляет Фарит. — Пусть за него тянет Марат. Согласны?

Марат идет в сарай и приносит длинный прутик, оставшийся после плетения гусиных гнезд. Мы начинаем тянуть жребий. За нижний конец прутика держится рука Фарита, вслед за ним обхватывает прутик рука Фаги-мы, потом Оксаны, потом моя, потом обе руки Марата — одна за себя, другая за Замана.

Когда мы тянем жребий, Марат всегда выигрывает, его рука оказывается на самом верху прутика. Кто знает, почему ему так везет?! Может быть, он как-нибудь хитрит? Только и на этот раз рука Марата оказывается сверху. Подняв прутик, он сразу отбрасывает его в сторону.

— Только пусть Малат меня не тлогает, ладно? — беспокоится Фагима.

— Вожатый не тронет, ты должна это знать, только не болтай слишком много, картавая, — громко говорит Марат.

На этот раз он не хочет обидеть сестру, просто говорит громко, потому что вожатый. Мы тоже больше не спорим и готовы его во всем слушаться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман