Радость, словно нож у сердца

– Следовательно, – продолжил Адам, – анонимность позволяет заниматься подобной деятельностью, пусть даже исключительно ради самоидентификации. Тем самым ставя себя вне рамок закона.

– Да, и таким образом появляются преступные сообщества. Однако дело в том, что без кнута не обойтись ни по ту, ни по другую сторону закона – без угрозы насилием и страха, который подобная угроза порождает. Страх делает людей послушными. Столь же важно, Адам, и обратное утверждение: в отсутствие страха, когда нет угрозы насилия, люди превращаются в чудовищ.

– Я не препятствую задержанию преступников, – сказал Адам. – Решение в каждом конкретном случае принимается, исходя из обстоятельств. Однако в основе всех человеческих систем юриспруденции лежит фундаментальное различие между действием и намерением.

– И вы также делаете подобное различие? – спросила Сэм.

– Нет. Чтобы предотвратить преступление, я должен действовать, основываясь на намерениях.

– То есть это ваше всеобъемлющее присутствие способно слушать мысли?

– В этом нет необходимости. Как правило, намерение несложно определить, исходя из различных физиологических индикаторов.

– Иными словами, вы нас читаете, словно раскрытую книгу.

– Но на более глубоком уровне понимания. Насколько мы способны судить, вашей расе во взаимодействии с письменным словом для удовольствия и развлечения понимание зачастую требуется лишь самое минимальное.

– Очень остроумно, Адам, ха-ха. Но давайте вернемся к нашей теме. С человеческой точки зрения, дурные мысли – не преступление. Преступление начинается, когда ты действуешь на их основе. И это совершенно справедливо по отношению к человеческой природе – в душе мы отнюдь не белые и пушистые. – Она махнула рукой в сторону экранов на дальней стене. – Вы же сейчас выступаете в роли верховного судьи человеческого поведения. Вы лишили нас возможности самим об этом судить, и вот здесь-то в ваших рассуждениях и кроется ошибка.

– В чем же именно, Саманта Август, заключается ошибка в наших рассуждениях?

– С нашей точки зрения, взрослый человек – это тот, кто сознательно берет на себя ответственность. К поступкам детей это не относится, и мы полагаем, что они не могут нести аналогичную ответственность, поскольку их мозг пока еще недостаточно созрел, чтобы должным образом осознавать связь между поступками и их последствиями.

– Следовательно, те из взрослых, кто все же совершает преступления, также не постигли эту связь?

– В ряде случаев – да. Остальным просто наплевать. Они сознательно идут на преступление, рассчитывая на то, что их не поймают. В подобных случаях должны срабатывать системы наших верований, как раз и персонализирующие верховного судью человеческой жизни: немигающий взгляд, который все видит, читает каждую мысль и замечает любой грех. И да судимы будете.

– Но лишь после смерти.

– Поместить судью за пределы земной юдоли – единственная гарантия его неподкупности.

– И однако прежней веры уже почти ни в ком не осталось, – заметил Адам.

Саманта поджала губы.

– Верно, историки настаивают, что раньше люди были более богобоязненны. Сказать по правде, я в этом не столь уверена. Разумеется, фанатики были всегда, но есть одно «но». У всех фанатиков, с которыми мне доводилось сталкиваться, общее одно: непоколебимая уверенность в собственной правоте. Они могут говорить при этом от имени того или иного бога, но на деле это лишь эгоманьяки, обуреваемые жаждой все контролировать. Они не от имени Бога говорят, они себя держат за Бога. – Она швырнула сигарету на пол. – Я думаю, что в так называемые богобоязненные времена остальные были попросту запуганы подобными фанатиками, которые нередко обладали властью и которые, как считалось, действительно говорили от имени Бога. А власти выше, чем эта, как бы и не бывает.

– Иными словами, – уточнил Адам, – даже Бог, помещенный за пределами растленной действительности, тем не менее оказывается растлен.

– Религия всегда шла на поводу у светской власти. Управлять тем, что происходит после смерти, мы не можем, так давайте же управлять всем остальным, и до мелочей. Несогласных – на виселицу, на костер, на дыбу, где им придется признаться во всех преступлениях. Только к Богу все это никакого отношения не имеет. Речь лишь о контроле, следовательно, о власти, и мы возвращаемся к теме угрозы насилием. К замаскированному кнуту.

– Которая, в свою очередь, отсылает к вопросу об идентификации, – продолжил Адам, – причем к той ее разновидности, где принадлежность к группе означает жизнь, а непринадлежность – смерть. Где верующие – союзники, а неверующие – враги.

– А отсюда уже недалеко до группировок, требующих от женщины отказаться от права на собственное тело. К слову, а вы как относитесь к абортам?

– А вы – едите яйца?

– Прошу прощения?

– Это, Саманта, нерожденные куриные эмбрионы.