Радость, словно нож у сердца

Дым от костров, на которых готовилась еда, был не особенно плотным, но всепроникающим, и нависал над лагерем, словно дыхание множества людей. С того места, где Коло сидел на шатком табурете под навесом временного бара, дымке конца и края не виделось. Согнувшись над теплым пивом, он вертел головой, разглядывая залитый ярким солнцем мир и снующих туда-сюда людей. Многие несли мешки с рационами или вязанки искусственных дров и напевали при этом.

Где-то здесь было сейчас и его собственное племя – распавшееся, сохранившееся лишь как воспоминание о тех жестоких временах, когда постоянно приходилось сражаться и смерть шла за ними по пятам, подобно лесному духу. Коло давно выбросил оружие, а тяжелый нож на поясе совсем затупился. Он его использовал, чтобы настругивать щепу для растопки со странных поленьев. Таких деревьев он никогда не видел.

В тени у его ног, среди пролитого пива и гнилой лимонной кожуры, свернулась калачиком Ниила – и, как всегда, молчала. Когда запасы героина вышли, он перевел ее на джин, хотя теперь перестал работать и джин – впрочем, ее лихорадка и конвульсии тоже прекратились, исчезли дрожь и дикий, перепуганный взгляд. Но она все равно оставалась с ним, хотя он и не знал почему.

Мысли его блуждали далеко. В лесу, где еще оставались древние духи. Мысли были похожи на перепуганных детей, заблудившихся в чаще. И, блуждая в холодной, проклятой трезвости его нынешних ночей, натыкались на призраков убитых им мужчин, женщин и детей, вспоминали обстоятельства их смерти, бледные и размытые на фоне того, что сам он жив. Точкой в конце каждого воспоминания стоял выстрел или же фонтан крови – если он вонзал в плоть свой нож.

Мысли ребенка плохо справляются со словами. Мысли ребенка бесформенны, и свои собственные мысли против воли казались ему юными, хрупкими созданиями, потому что уводили его в новое, доселе незнакомое место. Убитые им смотрели на эти мысли с жалостью, и от этого делалось больно. Потому что стыд для любого ребенка – смертельнейший из врагов.

Раньше он никогда не испытывал стыда. Существовали лишь потребности. Голодная душа с радостью накидывается на любую пищу, и не важно, если она горька, если это – грязь, или пот, или кровь, или слезы на лицах людей, на коленях умоляющих о пощаде. Душа пожирала все до последней крошки, и это, как он сейчас понял, превратило сам ее голод в подобие наркотика. Познавшая голод душа голодна навсегда. Так ему, во всяком случае, казалось.

Его племя разбрелось. Его мысли заблудились. А теперь его стыд свернулся калачиком у ног и не хотел уходить.

Коло с трудом мог на нее смотреть. Но смотреть вглубь себя было еще хуже. Изнутри к нему что-то прилипло и воняло оттуда укоризненно. Он подумал – не то ли это чувство, которого он прежде никогда не испытывал. Не вина ли?

Пивом напиться не получалось. После травки невозможно уснуть. Однако желудок его был полон настоящей пищей, и тот, другой, застарелый голод – который на деле есть жажда власти – рассыпался в прах, его унесло прочь, как ветер несет вдоль дороги пыльные вихри. Он потерял свое племя – но теперь оказался в другом, в лагере, полном людей, что раньше были для него лишь жертвами, а теперь смеялись, пели, танцевали и рассказывали друг другу про Бога, про его недремлющий взор и верную руку.

Даже сам огромный лагерь менялся. Куски искусственного дерева подлиннее использовали для возведения более долговременных хижин – приближался сезон дождей. Появились кучи черепицы идеальной формы, над хижинами строили кровлю, Коло никогда такой раньше не видел.

Никого не убивают, ни банд, ни наркоты, ни воровства. Похоже, и деньги уже никому не требовались. Коло не мог вспомнить, когда в последний раз видел ссору.

Неужели все так просто? Изобилие пищи и жилья, и из этих двух простых вещей рождается общий мир?

Ниила у его ног пошевелилась, и он опустил взгляд. Она села, обвела своими огромными глазами залитую светом улицу лагеря. Не глядя протянула руку, обхватила ладонью его левое запястье и сказала тоненьким голоском:

– Нам нужно идти.

– Не нужно, – сказал Коло. – Мы в безопасности. Ты в безопасности. Здесь открывают школы. Я думаю…

Она поднялась на ноги, не выпуская его запястья.

– Нам нужно идти.

– Куда?

– В Малави.

– Что?

– Нам нужно идти в Малави.

– Зачем? Там то же самое. Везде одно и то же.

– Купи тележку. Чтобы сложить еду, воду и одеяла, – сказала Ниила. – Потом мы пойдем.

– Зачем? – снова спросил Коло, в котором стало просыпаться подобие прежнего гнева.

– Чтобы спасти тебя.

Он горько рассмеялся.

– Меня уже нельзя спасти.

– Можно.

– И от кого ты будешь меня спасать?

– От меня.

Мысли ребенка плохо справляются со словами. Но иногда слова эти ранят в самое сердце.

Балтимор, штат Мэриленд.

9 июня