Радуга тяготения

В Казино Ленитроп возвращается около полуночи, в ее час, топочет вверх по лестницам, оставляя за собою мокрые следы, громкий, как стиральная машина, – останавливается у ее двери, дождь шлепает по ковру, Ленитроп даже постучать боится. А вдруг ее тоже забрали? Кто ждет за дверью, какую еще механику Они с Собой прихватили? Но она его услышала и открывает с улыбкой в ямочку, с упреком за то, что он такой промокший.

– Эния, я по тебе скучала.

Он пожимает плечами – судорожно, беспомощно, окатив их обоих брызгами.

– А куда еще пойти?

Ее улыбка медленно разжимается. И тогда он робко ступает через лежень, не уверенный, дверь это или высокое окно, в ее глубокую комнату.

* * *

Добрые утра старой доброй похоти, ранние ставни распахнуты морю, ветры вторгаются в тяжком шорохе пальмовых листьев, морские свиньи в гавани задышливо взламывают морскую гладь, рвутся к солнцу.

– Ох, – постанывает Катье где-то под грудой их батистов и парчей, – Ленитроп, ну ты и свинтус.

– Хрюк, хрюк, хрюк, – бодро отзывается тот.

Блеск морской пляшет на потолке, клубится дымок сигарет с черного рынка. Учитывая четкость света в такие утра, можно отыскать некую красоту в сих вздымленьях, что свиваются, свертываются, нежно истаивают до полной ясности…

В некие часы синева гавани отразится в выбеленном морском фасаде, и высокие окна вновь закроются ставнями. Там в светящейся сети замерцают образы волн. К тому времени Ленитроп уже встанет, облачится в британскую форму, заглотит круассаны с кофе, уже займется повышением квалификации в техническом немецком, либо примется распутывать теорию траекторий ракет с путевой устойчивостью, либо чуть ли не носом станет водить по германским принципиальным электросхемам, где катушки сопротивления похожи на катушки индуктивности, а трансформаторы на резисторы…

– Вот срань извилистая, – как только просек, в чем тут дело, – и чего им приспичило так все тасовать? Для маскировки, что ли?

– Припомните-ка древнегерманские руны, – предлагает сэр Стивен Додсон-Груз, он из мидовского ОПР[114]

и говорит на 33 языках, включая английский, с сильным акцентом оксфордского пустозвонства.

– Чего-чего припомнить?

– О, – губы стиснуты, мозг явно тошнит от чего-то, – вот это обозначение катушки довольно-таки совпадает с древнескандинавской руной «S» – sôl, что означает «солнце». Ее древневерхненемецкое название – sigil.

– Как-то неправильно эдак солнце рисовать, – кажется Ленитропу.

– И впрямь. Готы значительно раньше пользовались кругом с точкой посередине. Вот эта прерывистая линия, очевидно, ведет начало от эпохи разрывов – быть может, дробления племен, отчуждения или что там в социальном смысле аналогично пробуждению независимого «я» у очень маленького ребенка, изволите видеть…

Да в общем, нет, Ленитроп не изволит, то есть видит не вполне. Байду эту он выслушивает от Додсона-Груза чуть ли не при каждой встрече. Этот тип однажды просто материализовался – на пляже, в черном костюме, плечи озвезжены перхотью с редеющих морковных волос, – подступая, перекрыл собою обзор белой ряхи Казино, что трепетала над ним. Ленитроп читал комикс про Пластикмена. Катье дремала на солнышке лицом вверх. Но стоило шагам коснуться ее слуха, она повернулась на локте помахать. Пэр с размаху растянулся рядом, Позиция 8.11, Оцепенение, Студенческая.

– Так это и есть лейтенант Ленитроп.

Четырехцветный Пластикмен сочится из замочной скважины, огибает угол и втекает по трубам прямо в раковину в лаборатории безумного нацистского ученого – и вот из крана уже показывается голова Пластика, пустые панцирные глаза и непластичная челюсть.

– Ну. А вы кто будете, ас?

Сэр Стивен представляется, веснушки распалены солнцем, с любопытством оглядывает комикс.

– Полагаю, чтение факультативное.

– У него есть доступ?

– У него есть доступ. – Катье улыбается/жмет плечами Додсону-Грузу.

– Ушел в отрыв от радиоуправления «Телефункен». От всех этих «Гавайев I». Вам что-нибудь известно?

– Ровно столько, чтобы поинтересоваться, откуда они взяли имя.

– Имя?

– В нем слышится поэзия – поэзия инженера… оно намекает на Haverie – среднее, изволите видеть, – у вас же, разумеется, две доли, не так ли, симметрично расположенные относительно намеченного курсового угла ракеты… и hauen – лупить кого-либо мотыгой или дубиной… – уже намылился в собственное странствие, улыбается никому конкретно, припомнил распространенное военное словцо ab-hauen, так орудуют палицей, крестьянский юморок, фаллическая комедь, уходящая корнями аж к древним грекам… Первый позыв у Ленитропа – поскорей вернуться к закавыкам Пластика, но что-то в этом человеке, невзирая на его очевидное членство в заговоре, заставляет прислушиваться… невинность, может, потуга дружить единственным доступным ему способом, делиться тем, что его увлекает и подкачивает, любовь к Слову.

– Ну так это, может, пропаганда Оси. Из-за Пёрл-Харбора.