Радуга тяготения

– Да тут какой-то паразит в тоге, – отвечает Генерал, – разлегся между мной и следующими воротцами.

– О, Ровена, как необычайно, – оборачиваясь к спутнице, – а ты видишь какого-нибудь «паразита в тоге»?

– Боже праведный, нет, Агата, – отвечает жизнерадостная Ровена. – Я полагаю, Генерал просто выпивши. – Обе принимаются хихикать.

– Если б Генерал все решения принимал в таком состоянии, – Агата никак не может отдышаться, – у нас на Стрэнде кислой капустой бы торговали! – И обе визжат от хохота, очень громко и неприятно долго.

– А тебя звали бы Брунхильда, – оба лица теперь удушливо розовеют, – а не… не Агата! – Цепляются друг за дружку изо всех сил.

Ленитроп свирепо созерцает это зрелище, дополненное чуть ли не сотенной массовкой.

– Ну-у-у, понимаете, кто-то спер у меня всю одежду, и я как раз вышел пожаловаться администрации…

– Но вместо этого решили напялить пурпурную простынь и залезть на дерево, – кивает Генерал. – Что ж… Полагаю, мы сможем вас чем-нибудь снабдить. Бомбаж, вы почти одного размера с этим бойцом, не так ли?

– О, – крокетный молоток через плечо, поза – как на рекламе Килгора или Кёртиса, ухмыляется Ленитропу, – у меня где-то завалялся лишний мундирчик. Пойдем, Ленитроп, у тебя же все в порядке, не так ли. Не сломал себе ничего.

– Йаггхх. – Завернувшись в драную простыню, поднятый на ноги заботливыми крокетёрами, Ленитроп хромает за Бомбажем с дерна в Казино. Сначала заходят в номер к Ленитропу. Там всё чисто, совершенно пусто, готово к приему новых постояльцев. – Эй… – Выдергивает ящики, пустые, как барабаны: до последнего лоскутка пропала вся его одежда – и даже гавайская рубашка. Что за хуйня. Стеная, он шарит в столе. Пусто. В шкафах пусто. Документы на отпуск, удостоверение, всё – подчистую. Мышцы спины сводит от боли. – А это еще что, ас? – идет снова проверить номер на двери, теперь все уже только для проформы. Он знает. Его больше всего беспокоит рубашка Хогана.

– Сначала надень что-нибудь пристойное, – голос Бомбажа полнится завучевым отвращением.

Вваливаются два летёхи, тащат за собой саквояжи. Тормозят, выпучившись на Ленитропа.

– Дружище, да ты не на том ТВД, – кричит один.

– Прояви уважение, – хохочет другой, – это ж Лоренс Аравийский!

– Блядь, – грит Ленитроп. Даже руку не поднять, не то что замахнуться. Они переходят в номер Бомбажа, где наскребают Ленитропу форму. – Слышь, – приходит ему в голову, – а где с утра этот Муссор-Маффик?

– Вообще-то понятия не имею. Отвалил со своей девчонкой. Или девчонками. А ты где был?

Но Ленитроп озирается, его запоздало сжимает ректальный страх, лицо и шею окатывают потоки пота – он пытается отыскать в этом номере, который с Бомбажем делит Галоп, какие-то следы своего друга. Ершистую норфолкскую куртку, костюм в полосочку, хоть что-нибудь…

Ничего.

– Галоп этот выехал, что ли?

– Может, переехал к Франсуаз или Как-ее-там. Мог даже раньше уехать в Лондон, я за ним не слежу, я не бюро по розыску пропавших.

– Ты ж его друг… – Бомбаж, нагло пожав плечами, впервые с их знакомства смотрит Ленитропу в глаза. – Правда? Что ты такое?

Ответ у Бомбажа во взгляде, тусклая комната рационализуется, в ней ничего отпускного, только мундиры с Сэвил-роу, серебряные щетки для волос и бритвы, разложенные под прямыми углами, блестящий шип на восьмиугольной подставке, куда наколото полдюйма бумаженций пастельных цветов, все края аккуратно подровнены… филиал Уайтхолла на Ривьере.

Ленитроп опускает взор прочь.

– Пойду его поищу, – бормочет он, отступая в двери, мундир пузырится на жопе и давит в талии. Смирись, дружище, это надолго…

Начинает он с бара, где они беседовали вечером. Там пусто, лишь полковник с огромными закрученными усами и в фуражке чопорно сидит перед чем-то крупным, шипучим, мутным и украшенным белой хризантемой.

– Вас в Сэндхёрсте что, не учили приветствовать старших по званию? – орет этот офицер. Ленитроп, лишь миг помявшись, отдает честь. – В вашем чертовом УЧПО[110], должно быть, нацистов полно. – Бармена не видать. Вспомнить бы, что… – Н-ну?

– Вообще-то я, э, американец, мундир только взял поносить, и я тут, ну, ищу одного литера, точнее лейтенанта – Муссора-Маффика…

– Кто-кто вы? – ревет полковник, зубами обрывая листики с хризантемы. – Это что еще за нацистские глупости?

– Что ж, благодарю вас, – Ленитроп пятится из бара, снова отдавая честь.

– Невероятно! – Эхо несется за ним по коридорам к «Гиммлер-Шпильзалу». – Нацист!