Радуга тяготения

В глади воды сияет небо. Вокруг, судя по всему, никого. Ленитроп бредет проверить домик. Весь двор зарос высокими белыми маргаритками. Оконца наверху под соломенными козырьками темны, из труб – ни дымка. Но курятник на задворках населен. Ленитроп сдвигает здоровенную жирную белую наседку с кладки, робко тянется к яйцам – ПККАУУ схватывается курица, пытается отклевать Ленитропу руку, снаружи стремглав набегают подруги, подымают богоужасный хай, а наседка к этому времени крыльями застряла в щелях меж досок, обратно ходу нет, а под мышками она такая толстая, что и вперед не пролезть. И так вот висит, хлопая крыльями и вопя, а Ленитроп хватает три яйца, после чего пытается протолкнуть ей крылья вовнутрь. Работенка аховая, особенно если не хочешь яйца растерять. Кочет в дверном проеме горланит «Ахтунг, ахтунг», дисциплина в гареме коту под хвост, крикливые белые перекати-куры носятся по всему курятнику, и кровь из Ленитропа хлещет уже в полудюжине мест.

Тут он слышит собачий лай – ладно, черт с ней, с этой наседкой, – выходит наружу и в 30 метрах видит даму в наряде вспомогательных частей вермахта: она целит из дробовика, а пес рвется к Ленитропову горлу, рыча, оскалив клыки. Ленитроп тика́ет за курятник как раз в тот миг, когда дробовик палит ему с добрым утром. Тут появляется свинья и прогоняет собаку. Ленитроп со свиньей улепетывают, бережно упаковав яйца в свинскую маску, дама вопит, куры скандалят, свинья галопирует рядышком. Финальный залп из ружья, но они уже вне досягаемости.

Где-то еще через милю они останавливаются, чтоб Ленитроп позавтракал.

– Хорошо постаралась, – нежно мутузит он свинью.

Та приседает, переводя дух, глядит на него, пока он пьет сырые яйца и выкуривает полсигаретки. Затем они снова отправляются в путь.

Вскоре уже уклоняются к морю. Похоже, свинья знает, куда идет. Вдали на другой дороге висит огромная туча пыли – может, русский конвой верхами. Над стогами и полями пробуют летать окрылевшие птенцы аистов. Верхушки отдельных деревьев – зеленые мазки, будто их случайно смахнули рукавом. На горизонте вращаются бурые ветряки – до них много миль усеянного соломой краснозема.

Свинья – распрекрасный товарищ,Хряк, боров, подсвинок иль мать.Свинья – это друг, что подымет враз дух,

Пусть горы начнет колыхать.Прокатят тебя, облапошат,И тори, и виг бортанет,Тебя бросит кошка, тебя скинет лошадь —

Свинья же не подведет-ведет,Свинья тебя не подведет!

К ночи они входят в лесок. По ложбинам плавает туман. Где-то во тьме плачется заблудившаяся недоенная корова. Свинья с Ленитропом укладываются на покой средь сосен, густо увешанных обрывками станиоли – тучей дипольных отражателей, английским «окном», сброшенным, чтобы сбить с панталыку немецкие радары при каком-то давнем налете, целый лес новогодних елок, фольга шелестит на ветру, ловит свет звезд, ледяной верховой пожар всю ночь неслышно бушует у них над головами на много акров окрест. Ленитроп все время просыпается и видит, что свинья уютно свернулась в опавшей хвое и присматривает за ним. Не потому что опасно или ей неймется. Может, просто решила, что за Ленитропом нужно приглядывать. В станиолевом свете она очень лоснится и выпуклится, а щетина у нее на вид гладкая, как пушок. Ленитропу в голову закрадываются похотливые мысли, эдакая, знаете ли, причудь, хеххех, нормально, все под контролем… Они засыпают под украшенными деревьями, свинья – странствующий волхв с Востока, Ленитроп в своем костюме – цветастый подарок, который ждет утра, когда его затребует себе дитя.

Назавтра к полудню они вступают в медленно увядающий город – один-одинешенек на балтийском побережье, он гибнет в отсутствие детей. Вывеска на городских воротах перегоревшими лампочками и пустыми патронами гласит: ZWÖLFKINDER. Огромное колесо, властвующее над горизонтом на много миль вокруг, чуть покосилось, непреклонная старая гувернантка, и солнце высвечивает длинные потеки ржави, небо бледное в железном ажуре, что никнет долгой гнутой тенью на песок и в черносливное море. В бездверных залах и домах носится ветер, устраивает кошачьи концерты.

– Фрида. – Из синей тени за стеной зовет голос. Похрюкивая, улыбаясь, свинья фордыбачит, дескать, глянь, кого я домой привела. Вскоре на солнце выступает худой веснушчатый мужчина, светловолосый, почти лысый. Нервно глянув на Ленитропа, нагибается почесать Фриду меж ушей. – Я Пёклер. Спасибо, что привели ее.

– Нет-нет – это она меня привела.

– Да.

Пёклер живет в подвале ратуши. У него на плите, растопленной плавником, греется кофе.

– В шахматы играете?