Радуга тяготения

— Я разве не обращаю на вас внимания? — Она у окна, море внизу и за ней, полночное море, за отдельными волновыми потоками отсюда не уследить, все слилось в подвешенную недвижность старой картины, которую видишь на другом конце безлюдной галереи, пока сам ждешь в тени, позабыв, зачем ты здесь, испугавшись такого уровня освещенности, что поступает от того же побледневшего шрама луны, который сегодня вечером обмахивает море…

— Не знаю. Но хвостом вертите вы много.

— Может, мне так полагается.

— Как, например, «может, нам суждено было встретиться»?

— О, вы считаете, что я больше, чем я есть, — скользит к кушетке, подворачивает одну ногу под себя.

— Я знаю. Вы просто голландская молочница какая-то. В чулане гора накрахмаленных фартуков, и вдоба-авок деревянных башмаков, правильно?

— Сходите и взгляните. — Ароматы специй от свечи нервами тянутся через всю комнату.

— Лады, схожу! — Он распахивает ее гардероб и в отзеркаленном лунном свете обнаруживает мешанину атласа, тафты, батиста и эпонжа, темных меховых воротников и опушек, пуговиц, кушаков, галунов, мягких, сбивающих с толку, женских тоннельных лабиринтов, что, вероятно, тянутся многие мили, — заблудишься за полминуты… мерцает кружево, подмигивают петельки, его лица касается креповый шарф… Ага! секундочку, оперативнотактический запах тут — четыреххлористый углерод, Джексон, и весь этот гардероб — в основном реквизит. — Так. Вполне форсово.

— Если это комплимент, благодарю вас.

Пускай Они меня благодарят, лапуся.

— Американизм.

— Вы у меня первый знакомый американец.

— Хм-м. Наверное, выбрались через Арнхем, да?

— О, какой сообразительный, — ее голос предупреждает, чтобы глубже Ленитроп не копал. Он вздыхает, позванивая ногтем по бокалу. В темной комнате, с парализованным и безмолвным морем за спиной пытается спеть

НЕ ВРЕМЯ ЗНАТЬ (Фокс-трот)

Миг не настал —Еще поцелуй не вспыхнул.

Луны овал,Доколь танец наш не стихнул,Не свела ЗемляВ тайные поля…Не время знать,Все эти сбивчивые речиЛишь вздох назад —

Не оттого ль, что больше нечемНам увлечь обманВ утренний туман…И как понять,Что разглядеть?Чары любовь творит тайно —Тут не решить моментально…

Понять невмочь,Наша любовь рождалась,Иль пала ночь,Покуда Земля вращалась?Стоит ли гадать —Нам НЕ ВРЕМЯ ЗНАТЬ.

Зная, чего от нее ожидают, она ждет с пресной физиономией, пока он допоет, мягкие язычковые, настроенные в одной октаве, еще миг гудят в воздухе, затем протягивает руку, вся тает ему навстречу, а он в замедленном движении валится к ее губам, соскальзывают перья, сворачиваются рукава, воспростертые голые руки, мелкозернистые в лунном свете, всползают, обхватывают его спину, ее липкий язык нервен, как ночная бабочка, его руки скрежещут по блесткам… затем груди ее плющатся об него, а ее руки и кисти отступают прочь, складываются за спиной, чтоб отыскать молнию, с ворчаньем спустить ее вдоль позвоночника…

Кожа Катье — белее белого одеянья, из коего она восстает. Заново рожденная…Ленитропу в окно почти видно то место, куда из камней выполз морской дьявол. Катье проходит на цыпочках, как балерина, бедра долгие и покатые, Ленитроп, расстегивая ремень, пуговицы, шнурки, скачет на каждой ноге поочередно, батюшки батюшки, но лунный свет лишь выбеливает ее спину, и по-прежнему есть темная сторона, вентральная, лицо, которого он уже не видит, кошмарная зверская перемена накатывает на морду и нижнюю челюсть, черные зрачки расширяются и занимают все пространство глаз, пока белки не исчезают совсем, и в глазах лишь красный животный отблеск, когда в них бьет свет не скажешь когда свет…