Радуга тяготения

— Да тут какой-то паразит в тоге, — отвечает Генерал, — разлегся между мной и следующими воротцами.

— О, Ровена, как необычайно, — оборачиваясь к спутнице, — а тывидишь какого-нибудь «паразита в тоге»?

— Боже праведный, нет, Агата, — отвечает жизнерадостная Ровена. — Я полагаю, Генерал просто выпивши. — Обе принимаются хихикать.

— Если б Генерал всерешения принимал в таком состоянии, — Агата никак не может отдышаться, — у нас на Стрэнде кислой капустойбы торговали! — И обе визжат от хохота, очень громко и неприятно долго.

— А тебя звали бы Брунх

ильда, — оба лица теперь удушливо розовеют, — а не… не Агата! — Цепляются друг за дружку изо всех сил. Ленитроп свирепо созерцает это зрелище, дополненное чуть ли не сотенной массовкой.

— Ну-у-у, понимаете, кто-то спер у меня всю одежду, и я как раз вышел пожаловаться администрации…

— Но вместо этого решили напялить пурпурную простынь и залезть на дерево, — кивает Генерал. — Что ж… Полагаю, мы сможем вас чем-нибудь снабдить. Бомбаж, вы почти одного размера с этим бойцом, не так ли?

— О, — крокетный молоток через плечо, поза — как на рекламе Килгора или Кёртиса, ухмыляется Ленитропу, — у меня где-то завалялся лишний мундирчик. Пойдем, Ленитроп, у тебя же все в порядке, не так ли. Не сломал себе ничего.

— Йаггхх. — Завернувшись в драную простыню, поднятый на ноги заботливыми крокетёрами, Ленитроп хромает за Бомбажем с дерна в Казино. Сначала заходят в номер к Ленитропу. Там всё чисто, совершенно пусто, готово к приему новых постояльцев. — Эй… — Выдергивает ящики, пустые, как барабаны: до последнего лоскутка пропала вся его одежда — и даже гавайская рубашка. Что за хуйня. Стеная, он шарит в столе. Пусто. В шкафах пусто. Документы на отпуск, удостоверение, всё — подчистую. Мышцы спины сводит от боли. — А это еще что, ас? — идет снова проверить номер на двери, теперь все уже только для проформы. Он знает. Его больше всего беспокоит рубашка Хогана.

— Сначала надень что-нибудь пристойное, — голос Бомбажа полнится завучевым отвращением. Вваливаются два летёхи, тащат за собой саквояжи. Тормозят, выпучившись на Ленитропа.

— Дружище, да ты не на том ТВД, — кричит один.

— Прояви уважение, — хохочет другой, — это же Лоренс Аравийский!

— Блядь, — грит Ленитроп. Даже руку не поднять, не то что замахнуться. Они переходят в номер Бомбажа, где наскребают Ленитропу форму. — Слышь, — приходит ему в голову, — а где с утра этот Муссор-Маффик?

— Вообще-то понятая не имею. Отвалил со своей девчонкой. Или девчонками. А тыгде был?

Но Ленитроп озирается, его запоздало сжимает ректальный страх, лицо и шею окатывают потоки пота — он пытается отыскать в этом номере, который с Бомбажем делит Галоп, какие-то следы своего друга. Ершистую норфолкскую куртку, костюм в полосочку, хоть что-нибудь…

Ничего.

— Галоп этот выехал, что ли?

— Может, переехал к Франсуаз или Как-ее-там. Мог даже раньше уехать в Лондон, я за ним не слежу, я не бюро по розыску пропавших.

— Ты ж его друг… — Бомбаж, нагло пожав плечами, впервые с их знакомства смотрит Ленитропу в глаза. — Правда? Что ты такое?

Ответ у Бомбажа во взгляде, тусклая комната рационализуется, в ней ничего отпускного, только мундиры с Сэвил-роу, серебряные щетки для волос и бритвы, разложенные под прямыми углами, блестящий шип на восьмиугольной подставке, куда наколоты пастельных цветов бумаженции, все края аккуратно подровнены… филиал Уайтхолла на Ривьере.

Ленитроп опускает взор прочь.

— Пойду его поищу, — бормочет он, отступая в двери, мундир пузырится на жопе и давит в талии. Смирись, дружище, это надолго…

Начинает он с бара, где они беседовали вечером. Там пусто, лишь полковник с огромными закрученными усами и в фуражке чопорно сидит перед чем-то крупным, шипучим, мутным и украшенным белой хризантемой.

— Вас в Сэндхёрсте что, не учили приветствовать старших по званию? — орет этот офицер. Ленитроп, лишь миг помявшись, отдает честь. — В вашем чертовом УЧПО [107], должно быть, нацистов полно. — Бармена не видать. Вспомнить бы, что… — Н-ну?

— Вообще-то я, э, американец, мундир только взял поносить, и я тут, ну, ищу одного литера, точнее лейтенанта — Муссор-Маффика…

— Вы — кто? — ревет полковник, зубами обрывая листики с хризантемы. — Это что еще за нацистские глупости?

— Что ж, благодарю вас, — Ленитроп пятится из бара, снова отдавая Честь.

— Невероятно! — Эхо несется за ним по коридорам к «Гиммлер-Шпильзалу». — Нацист!