Ленитропа будит утренний свет, что отражается от этого Средиземноморья, фильтруется сквозь пальму за окном, затем красным проходит сквозь скатерть, птицы, наверху бежит вода. С минуту он лежит, пробуждаясь, никакого бодуна, все еще безленитропово принадлежа некоему плодородному циклу отбытия и возвращенья. Катье лежит текучая и теплая, ее S против его S, начинает шевелиться.
Из соседней комнаты доносится безошибочный звяк пряжки его армейского ремня.
— Кто-то, — замечает Ленитроп, быстро сообразив, — должно быть, грабит мои штаны. — Нош топочут мимо по ковру, рядом с его головой. Лентроп слышит, как в карманах звякает его собственная мелочь. — Вор! — орет он, отчего просыпаегся Катье, поворачивается и обвивает его рукой. Удается обнаружить подрубленный край, который не находился ночью, Ленитроп шмыгает прочь из-под скатерти как раз вовремя — успевает заметить, как в дверях исчезает крупная нога в двуцветном ботинке, индиго и кофейный. Он забегает в спальню, видит, что всего остального, что на нем было, тоже больше нет, вплоть до ботинок и трусов. — Моя одежда! — пробегает обратно мимо Катъе, которая уже возникает из-под дамаста и пытается ухватить его за ноги.
Ленитроп распахивает дверь, выбегает в коридор, припоминает, что он тут
— Ага! — кричит Ленитроп, бросаясь вдоль по коридору. Скользкая простыня держаться не хочет. Она хлопает, съезжает, путается под ногами. Вверх по лестнице через две ступеньки — а наверху другой коридор, такой же пустой. Куда все подевались?
Вдали из-за угла показывается крохотная голова, высовывается крохотная ручка и показывает Ленитропу крохотный средний пальчик. Долю секунды спустя долетает неприятный смех, но Ленитроп уже рвет в ту сторону. На лестнице слышит шаги вниз. Огромный Пурпурный Воздушный Змей несется, матерясь, три пролета вниз, в двери на небольшую терраску — и успевает лишь заметить, как кто-то сигает через каменную балюстраду и пропадает в верхней половине толстого дерева, что растет откуда-то снизу.
— Ага, загнали! — кричит Ленитроп.
Сначала нужно попасть на дерево, а там уже карабкаться легко, будто по стремянке. Оказавшись в кроне, в окружении едкого листосвета, Ленитроп видит не дальше пары веток. Но дерево качается, и он прикидывает, что вор где-то там. Упорно лезет дальше, простыня цепляется и рвется, кожу колет иголками, царапает корой. Ногам больно. Скоро ему уже не хватает дыхалки. Постепенно конус зеленого света сужается, становится ярче. Поблизости от вершины Ленитроп замечает на стволе пропил или вроде того, но не останавливается поразмыслить, что бы это значило, пока не долезает до самой вершины и не принимается там, цепляясь за ствол, покачиваться, наслаждаясь прекрасным видом на гавань и мыс, нарисованно-синее море, белые барашки волн, у горизонта собирается шторм, далеко внизу движутся людские макушки. Ух. Ниже по стволу слышится прелюдия древесного треска, на своем тонком насесте Ленитроп чует дрожь.
— Ай, эгей… — Вот
Они?
— Ну, — высказывается Ленитроп, — я лучше, пожалуй, э… — Примерно в эту секунду верхушка дерева трескается начисто, и с массой шороха и свиста, в вихре иголок и темных ветвей, что кромсают Ленитропа на несколько тысяч острых кусочков, сверзается он, пружиня от ветки к ветке, пытаясь удержать пурпурную простыню над головой, как парашют. Ф-фух. Нн-хх. Где-то на полпути к земле, на уровне террасы или около ему случается глянуть вниз — и там он наблюдает много старших офицеров в мундирах и пухлых дам в белых батистовых платьицах и цветастых шляпках. Они играют в крокет. Судя по всему, Ленитроп приземлится где-то прямо среди них. Он зажмуривается и старается представить себе тропический остров, войлочную палату, где такого просто не может быть. И открывает глаза примерно в тот же миг, когда рушится наземь. В безмолвии, не успевает он еще отметить боль, слышится громкий
— Это Ленитроп, — грит Бомбаж, — и одет он в пурпурную простыню.
— Эт что такое, боец, — интересуется Генерал, — костюмированное представление, э? — К нему подходит парочка дам — сияют Ленитропу, если не сквозь него.
— Вы с кем это разговариваете, Генерал?