Рай и ад. Великая сага. Книга 3

Эндрю Джонсон на вступлении в должность присутствовать не будет. Грант с презрением отверг его дипломатические попытки примирения после скандала со Стэнтоном и заявил, что не сядет в одну карету с мистером Джонсоном и разговаривать с ним не станет. Министры пришли в смятение. Значит, должно быть два экипажа? Две отдельные процессии? Вопрос разрешился, когда мистер Джонсон заявил, что останется во время церемонии в своем кабинете, чтобы подписать последние законопроекты и проститься с бывшими подчиненными.

Однако плохое настроение Стэнли имело причину более личного характера. Благодаря интригам своей жены, которая еще мирно посапывала в постели, он был назначен в престижный комитет распорядителей инаугурационного бала. Это было грандиозное общественное событие, поэтому пару дней он еще изображал утомленное благодушие. А потом обнаружил, что организация этого бала может оказаться сложнее, чем строительство одной из египетских пирамид.

Комитет никак не мог прийти к единому мнению или даже просто найти достаточно вместительный зал для ожидаемой толпы. Уже впадая в отчаяние, члены комитета обратились к конгрессу с просьбой разрешить воспользоваться ротондой Капитолия. Палата представителей проголосовала «за», но сенат, после затяжных пустых разговоров о том, что нужно поддержать идею, все же отклонил ее. Избранный президент прислал записку, в которой говорилось, что он не будет возражать, если бала вообще не будет. Изабель отреагировала обычным для нее образом:

– Вот плебей! Этот простолюдин не имеет никакого понятия о приличиях в обществе. Да кем он себя возомнил, чтобы лишать нас главного вечера года?

В своем стремлении спасти «главный вечер года» Стэнли и его товарищи по несчастью проводили долгие часы в ожесточенных спорах. Должен ли это быть бал или прием? Остановились на приеме. Следует ли брать за билет десять долларов (на одного джентльмена и двух сопровождающих его дам для приглашения на праздничный обед и танцы) или ограничиться более скромными восемью долларами? Выбрали первое. Следует ли приглашать мистера Джонсона, учитывая его вражду с Грантом после истории со Стэнтоном? Решили не приглашать.

Нужно ли включать в состав приглашенных «больше влиятельных цветных», несмотря на множество возражений? Этот неприятный вопрос разрешился сам собой, когда один из представителей этой группы прислал записку с сообщением, что они отказываются присутствовать, если их пригласят.

– Наконец-то эти люди проявляют хоть какие-то признаки ума, – сказала на это Изабель. – Знают, как их встретят, если они покажут на приеме свои грязные физиономии!

Наконец нашлось достаточно просторное помещение в северном крыле здания министерства финансов, но оно было далеко не идеальным, потому что в нем еще не закончился ремонт. Бо́льшую часть прошедших сорока восьми часов Стэнли провел там, испачкав свой дорогой костюм краской и известкой, пока помогал руководить работами, которые выполняли несколько десятков рабочих.

И теперь, шатаясь от усталости после всего двух часов сна, он смотрел на эту чудовищную погоду за окном, чувствуя, что близок к отчаянию.

Он подошел к письменному столу и взял лежавшие там приглашения. Они были огромными, размером со страницу какого-нибудь торгового справочника, с броским литографическим изображением некоего героического бюста, в котором по замыслу должны были соединиться черты вновь избранных президента Гранта и вице-президента Колфакса. Однако никого из них сей портрет не напоминал даже отдаленно. «Мерзость», – только и сказала Изабель, увидев их, и Стэнли битых двадцать минут убеждал ее, что не имеет к этому никакого отношения. И вот теперь, понуро глядя на приглашения, он думал о том, стоит ли терпеть все эти муки только ради того, чтобы Изабель смогла получить еще одну возможность укрепить свои связи в обществе и удовлетворить свою ненасытную жажду лести. Как обычно, ответа он не нашел.

С трудом, как старый вол в ярме, он повернул голову к окну, прислушался к стуку дождя и вдруг нестерпимо захотел, чтобы дождь превратился в потоп и смыл к чертям все сегодняшние события – и его сопящую жену заодно.

Кортеж направился к Капитолию за десять минут до одиннадцати. Генерал Грант, маленький, крепко сбитый отставник, которому шел сорок седьмой год, одетый, как и все сопровождающие его джентльмены, в строгий черный костюм, ехал в открытой карете. Несколько человек выступили из толпы зрителей, прорвались сквозь полицейский кордон и бросились через грязную улицу, чтобы добежать до кареты и дотронуться до президента. Он, похоже, ничего не имел против.