Районы

Глаза Миши загорелись, будто у коршуна, увидевшего мышь. Ну, на это и был расчет. Пока он наслаждался одним из самых главных деликатесов последнего времени — сахаром, я выяснил почти все, что хотел. Про Молчунов, их лидера, метод ведения дел с соседями и прочее, прочее. Понятно, что они не были белыми и пушистыми, но походили на адекватных людей. Какие вообще могли быть в Городе.

— Миша, прошу прощения за интимный вопрос, вы сидели?

— Вы про это? — нисколько не смутившись, лекарь расстегнул еще пару пуговиц на рубашке, демонстрируя татуировку, часть которой я увидел. — Да, похоже на то. Понятно дело, я ничего не помню. Поэтому на этот счет просветить вас не смогу.

А я лишь усмехнулся. Что там говорят знаменитые философы — бытие определяет сознание? Согласен на все сто. Могу поклясться, что в прошлой жизни Миша был вполне авторитетным сидельцем. Не опущенным и не шестеркой уж точно. Порода не та. Зато, когда вокруг него убрали всю воровскую романтику, довольно успешно влился в другой коллектив. Еще бы, с такой способностью.

У меня даже появилась желание оставить каким-нибудь полузаконным способом Михаила у себя. В хозяйстве такой всегда пригодится. Вот только я ничего толкового не придумал. Молчуны, получается, действительно были готовы сотрудничать в любых сферах, а я что, войну из-за лекаря им объявлю? Да и сам Миша, могу поклясться, не останется, ни за сахарок, ни за тушенку. Не тот человек. А держать его в неволе — такое себе.

— Спасибо, — поднялся я на ноги, чувствуя, что разговор подходит к концу и пожал руку. — Гром, отблагодари, пожалуйста, Михаила.

— Что вы, это совершенно лишнее, я просто выполнял полученный приказ, — стал было открещиваться лекарь. Однако увидев несколько выставленных банок сгущенки, замолк.

Я приказал отнести Психа к себе, а сам уже решил отправиться к себе. А что? Имею полное право расслабиться, немного злоупотребить, подумать о высоких материях. Однако до подъездной двери не успел дойти. Меня перехватил встревоженный Крыл.

— Дядя Шип, там пленные!

— Занимаются запретной любовью? — усмехнулся я. — Ну сам понимаешь, они одичали, мужчин давно не видели.

— Сначала шумно было очень, а теперь все затихло.

— В смысле, было шумно?

— Будто били кого-то! Я внутрь не сунулся, как ты и говорил, вот к тебе прибежал.

— Блядство, — коротко констатировал я сложившуюся ситуацию и бегом рванул к подвалу. Крыл следовал по пятам.

У самой двери я вытащил пистолет и перешел в боевой режим. После обернулся к Крылу.

— Готовь свой усыпляющий газ. Оружие не вытаскивай, с твоей рукастостью можешь меня зацепить. Пойдем.

Фонарик я вытаскивать не стал. От тела отошло несколько тонких лиан, кончики которых светились. Не сильно ярко, но для ориентации в пространстве хватало. Про это мне тоже подсказал Слепой. Мол, есть такие растения с хрен-выговоришь-каким-названием, которые светятся. Старик, правда не помнил, за кой хрен они это делали, но говорил уверенно. А большего мне и надо.

Первое, что мне жуть как не понравилось — деформированная дверь под цифрой один, точно над ней орудовала, как минимум, Кора. Хотя, этого и не надо, если превратить ее в здоровенный кусок картона. Зараза! В прошлый раз размер кирпича меня ввел в заблуждение. А ведь мы даже из «камеры» Бумажницы вытащили все вещи, чтобы она не смогла ничем воспользоваться.

Я усилием воли заставил себя не броситься дальше по коридору. Туда, где из открытой двери горел свет. Нужно соблюдать осторожность.

Жестом я дал знак Крылу двигаться на значительном расстоянии, чтобы он не попал в ловушку, если что. Хотя опасения были напрасными. Никто и не собирался устраивать на нас засаду.

Каменюка лежала на полу в неестественной позе, широко раскинув ноги. Голова ее была разбита в кровь. Юшка виднелась и на стене, на высоте в человеческий рост, безобразными брызгами украсив полотно смерти. На ее груди покоился кристалл, который убийца даже не пыталась забрать. Понятно, что за шум слышал Крыл.

Бумажница лежала тут же. К моему счастью, живая, если присмотреться к груди, которая медленно поднималась и опускалась. Она чуть приподнялась на локтях, заслышав шаги, но даже не подумала встать на ноги.

— О, сам Шипастый, гроза всех женщин и детей. Прячьтесь, Шипастый у ворот.

— Зачем ты убила ее?

— Собаке собачья смерть. А предатели хуже собаки. Она мне больше не сестра.

— Она не сказала ничего такого, — пожал я плечами. — А ты теперь скажешь.

— Конечно, — усмехнулась Бумажница. — Я сделала немыслимое, поработав с этой дверью. Движимая единственной целью добралась сюда и проломила голову дурехе, а потом свалилась без сил. И все ради одного — рассказать все о сестрах Шипастому.

Даже оставаясь уязвимой, из Бумажницы так и сквозила желчь. Не знаю, почему она была именно такой? Наверное, все-таки характер. Миша вон, оторвавшись от друзей по прошлой жизни, оказался весьма приятным человеком в общении. А это так и осталась редкостностной мразью.

— Крыл, — выглянул я в коридор. — Все в порядке. Встань снаружи у двери, никого не пускай. Услышишь крики, не переживай, все нормально.